Группа «Тараканы!» зародилась ещё в 1991 году, но настоящий успех пришёл к ней лишь пару лет назад вместе с теперешним названием. Но дело было не в названии и даже не в суровых законах шоу-бизнеса. А в том, что в коллективе, который изначально назывался «Четыре таракана», со сколько света менялись музыканты. А неизменными оставались только два человека — Сид (Дима Спирин) и Рубан (Денис Рубанов). Сид постоянно пытался что-то менять и развивать, добивался хоть какого-то промоушена, ходил ночью по Арбату и расклеивал афиши Рубану казалось, что он уже совершил в своей жизни всё великое и достойное, любите его за это, а он теперь можно спокойно сидеть и гордиться. Музыканты продолжали игнорировать. Иногда они подходили к Сиду и говорили. что с Рубаном пора расстаться, что он ни хрена не делает, и из-за него группа топчется на месте. То есть — или мы, или он. Сид понял, что настало время разорвать этот порочный круг, иначе группа так и будет не группой, а тусовкой из двух почетных панков и пришлых недовольных музыкантов. Круг был разорван, и дело резко пошли в гору.

— А что означает восклицательный знак в названии группы?
— Само слово «тараканы» при написании показалось мне сухим. Восклицание придает ему эмоциональную окраску.

— Вы понаделали массу бережных кавер-версий. А как насчет того, чтобы сделать песню «Комбат»?
— Мы старались никогда не привязываться к своему названию. «АукцЫон» тоже распродажами не занимается, и «Ва-Банкъ» не грабит банки.

— А женщины ловушки на «Тараканов!» не расставляют? Интересно, как должен выглядеть женатый панк?
— Примерно как я.

— !!! А что такое «вменяемый панк-рок»?
— В стране под названием Советский Союз, которая жила не по людским законам, которая видела мир искаженно, в этой стране и панк-музыка, и панк-идеи не были поняты. Вместо того был придуман местный суррогат. За счёт этого у нас долгое время панк-музыкой считались Гражданская Оборона и «Сектор Газа» — группы невменяемые, а также некие невразумительные звуки.

— Это когда человек выучивается трём блатным аккордам, орет матом в микрофон и считает себя панком?
— Взять три аккорда правильно, орать матом талантливо и оригинально — это наука. Это не каждому дано. А здесь панк-рок — нечто невразумительное, нецензурное.

— И что такое панк-рок в твоем понимании?
— Это объяснить очень сложно. Это то, что ты чувствуешь. Это мировоззрение, которое вполне возможно, не выливается в образ жизни, идеология, которая не обязательно выливается во внешние признаки.

— Должно ли это выливаться в конкретный музыкальный стиль?
— Это может выливаться в некую музыку, которая сочиняется и исполняется посредством этого чувствования, музыку, пронизанную этими эмоциями, которые не объяснить словами. В России легко понять, что такое панк-рок.

— Теперь «легко». На уровне подсознания, что ли?
— Не всё, что связано с подсознанием, — это как раз сложная вещь. Легче лёгкого купить или записать себе фонотеку — 5 пластинок, которые считаются на интернациональном уровне классическими панк-пластинками: Sex Pistols Never Mind The Bollocks Here’s the Sex Pistols (1977); The Ramones Rocket to Russia (1977); The Clash London Calling (1979); Dead Kennedys Bedtime For Democracy (1986); The Exploited Beat the Bastards (1996). Взять эти пять пластинок, внимально их прослушать, а потом взять все те записи, которые считаются у нас панк-роком, и сравнить.

— А что ты можешь сказать про сайкобилли?
— Это как раз рядом лежащий стиль музыки. Эмоции похожи и рождаются где-то рядом.

— Почему про вас говорят, что ваша музыка — это стебалово над панк-роком?
— Все молодые группы сначала находятся в струе каких-то любимых групп, хотят быть похожими на тех или иных легендарных артистов. Я всегда симпатизировал Ramones, они мне были наиболее близки. В России это непопулярная панк-группа, ею не исписаны подъезды, таким образом этот сорт панка, поп-панк, не очень знаком здесь, и многим кажется, что это какой-то недоделанный панк. Вроде бы жужжащие гитары, быстрые темпы, но все равно им в этом чудится какая-то подстава. Это говорят ограниченные пассажиры. Они просто не знают стиля, сцены и музыки. А для меня поп-панк — это настоящий панк-рок. Я, например, хуже воспринимаю социально направленные группы и злых хардкор-панков.

— Но какая-то прочная связь между панком и стебом все-таки существует?
— Для нас это — не огульное стебалово, а добрый юмор, самоирония.

— «Тараканы!» считают, что панк-рок, алкоголь и секс — лучшие вещи на Земле. Для вас эти вещи существуют по отдельности или в комплексе.
— В комплексе.

— Как же вы репетируете?
— Репетируем мы, естественно, на тревзяке, и естественно, без девиц. Репетиции — это, всё-таки, больше музыка. Но наши концерты всегда проходят примерно по одной схеме: сначала мы занимаемся панк-роком, потом алкоголем, а потом сексом (если получится). А на репетициях мы репетируем.

— У вас конфликты в процессе работы возникают?
— Много. Сначала мы пытались решить их посредством голосования, но, когда в группе 4 человека, большинства не получается. Поэтому мы решили не принимать никаких решений, если хотя бы один человек против. Я от этого страдаю, потому что некоторые мои идеи, которые кажутся мне оригинальными и яркими, ребята не понимают.

— И над чем вы в последнее время работали?
— У нас вышел концертник. А ещё мы заканчиваем нашу новую пластинку, которая, сокрее всего, будет называться «Мы заставили весь мир сосать». Мы решили продолжить рекламную тематику, раз уж мы так вляпались с этим «Сникерсом». («Тараканы!» записали музыку для ролика, в котором двое парней вешают на стену всё, что попадётся под руку). Надо довести это до абсурда, в конце концов. Там будет 18 песен на русском и на английском, это выйдет в ближайшее время на «Филях».

— Теоретически, всегда существует серьёзная опасность испортить музыку излишней чистотой звука. На вас же постоянно жалуются: дескать вы с грязью до того перестарались, что музыка стала куда-то пропадать. Как обстоят делать с вашим концертником?
— Именно так. Его слушать невозможно. Концертник — это «Тараканы!» как они есть. Всё сыро, не в ноту, наперекосяк.

— Зачем же вы его выпускаете?
— Это очень важно для тех людей, которые не могут ходить на наши концерты по причине возраста, отсутствия денег.

— То есть для пенсионеров и инвалидов.
— Нет, просто для людей, которые живут далеко от тех мест, где мы играем.

— А скажи мне, пожалуйста, как у вас с музыкальным образованием?
— Все учились в процессе репетиций и прослушивания всякой разной музыки.

— Обычно человек берёт в руки инструмент и начинает что-то на нём искать. Но человек без образования обречён на постоянное изобретение велосипеда.
— Нет, ну мы же умные! Мы понимаем, что находимся в узких тисках стиля, внутри которого ничего нельзя изобрести. Всё, что нам остаётся, — с наисильнейшей эмоциональностью, наимощнейшей мощью это дело как-то изобразить.

— Значит, не правы те, кто утверждает, будто ты сознательно и насильственно лепил из панковской команды коммерческий проект? Деньги хоть какие-то появились?
— Мы не делаем и никогда не делали сознательно ничего коммерческого. Мы делали то, что считали нужным, и фирма грамзаписи выпускала это так, как считала нужным. Денег мы не подняли совсем. У нас очень жёсткий контракт. Раз в полгода нам выдают наши проценты — около 20 долларов на человека.

— Вы зарабатываете концертами?
— Да.

— Тебя уже начали узнавать на улице. Что чувствует человек, на которого все смотрят?
— Он чувствует: «Ё… (непечатный речевой оборот)! А где же ваши деньги, козлы?»

Беседовала Елена Моксякова