— Дмитрий Спирин: На мой личный взгляд, в Советском Союзе не было панк-рок сцены, не было панк-рок музыки, не было этого звука, этой подачи, этой энергетики. Те группы, которые назывались тогда панк-группами, память о которых сейчас есть как о панк-группах Советского Союза, на мой вкус, не панк-группы совсем. А сцена велика в Москве, не так велика как в Калифорнии, однако, велика. И в России тоже. 

— Александр Голант: Наша музыка — это музыка четырёх уродов, которые пытаются играть хорошо, играть слаженно, играть быстро, тяжело. У них это не всегда получается, они готовы зачастую разбить морды друг другу или разбить морды сами себе об пол. С переменным успехом у нас это получается, иногда не получается. Вот, наверное, то, что мы играем. Но вообще, это называется панк-рок, насколько мне известно. 

— Дмитрий Спирин: Иногда просто хочется сочинить песню на английском языке. Пока мы здесь находимся, мы случаем много музыки на немецком языке, мне кажется, что у меня что-то такое немецкоязычное складывается в голове. Для меня лично, опять же таки, может, для парней тоже, язык — это музыка. 

— Алексей Соловьёв: По-английски я говорю очень мало. По-английски я могу вам сказать: Гутен…

— Сергей Прокофьев: Реакция публики сильно отличается. В России мы достаточно известная группа, поэтому нас очень хорошо принимают, очень любят. Здесь всё обстоит просто по-другому. Я думаю, что мы ещё своё покажем. 

— Дмитрий Спирин: Я думаю, что в «Тараканах!» примерно та же самая ситуация, однако, если я буду говорить только за себя, то я скажу, что, да, я идеалогический панк-рокер уже давно. Мне нравится этот стиль культуры. Я не несу людям никаких мыслей, не несу людям музыки, текстов, слов, ничего, только панк-энергетику.