Российская панк-группа «Тараканы!» выпустила песню «Жёлтая звезда» о Холокосте. В эксклюзивном интервью Jewish.ru лидер коллектива Дмитрий Спирин рассказал, как его считали евреем, что он вынес из «Списка Шиндлера» и кто сейчас в России в наибольшей опасности.

— Как появилась песня «Жёлтая звезда»?
— Два с половиной года назад я впервые попал в Краков. Посетил бывшие еврейские кварталы, побывал на фабрике Оскара Шиндлера — и после, собственно, впервые посмотрел «Список Шиндлера». Фильм стал эмоциональным потрясением: в файле, где я храню идеи и наброски для будущих песен, я написал два слова: «Жёлтая звезда». Данный код помог мне этой карантинной весной в Москве вновь вернуться в эмоциональное «краковское» состояние. У меня появилась мелодия, но я всё равно ещё долго не мог понять, как подойти к теме, как выбрать нужную интонацию. Потом как-то ночью текст начал вылупляться. Слова я решил написать от лица человека, который оказался среди всего этого ужаса.

Через пару дней песня полностью оформилась и во время онлайн квартирника на YouTube я её спел. Реакция публики была очень мощной. Тогда я отправил песню нашему гитаристу Игорю Рыбину, тот сделал аранжировку. Поначалу я недоумевал: при чём тут кантри и цитата из Эннио Морриконе, но потом понял, что общая мрачность этой песни должна быть оттенена подобными приемами. Я вообще очень люблю придумывать тексты о совершенно конкретных вещах, но подавать их так, чтобы каждый человек мог понять их по-своему. Вот почему немного сомневался, стоит ли делать клип к «Жёлтой Звезде» с помощью кадров из «Списка Шиндлера». Затем все же решился довести это высказывание до конца и открыто показать, кто тот, кто «спас весь мир, спасая жизнь одну».

— Бывали ли вы в других местах, связанных с Холокостом?
— В Варшаве, в Киеве на месте Бабьего Яра, в Мюнхене недалеко от Дахау. Но в сам лагерь не поехал. Не считаю это прикольной идеей.

— Почему?
— Для меня туристическая поездка — акт слишком лёгкий и весёлый, чтобы ее объектом стало место, наполненное такой трагедией.

— Лично сталкиваться с проявлением антисемитизма приходилось?
— Так сложилось, что окружающие воспринимали нашу семью как еврейскую, хотя никаких оснований для этого не было. Со школьного возраста я понимал, что вокруг есть люди, которые считают меня или, к примеру, мою бабушку евреями. И это типа нездорово быть евреем — такая коннотация транслировалась в обществе. Когда по телевизору показывали Райкина или Кобзона, я понимал, что эти люди обладают неким качеством, которое, будто они инопланетяне, выделяет их среди всех остальных. И взрослые ну просто не могут удержаться, чтобы не сказать об этом качестве в слух. В моей семье такие высказывания на уровне лайтового советского антисемитизма тоже порой проскакивали, хотя одновременно с этим я сам бывал объектом антисемитского шипения за спиной.

Так как наша группа всегда поддерживала антифашистское движение, то я не раз становился предметом подробного изучения со стороны ультраправых. Естественно, они сразу определяли, какого я роду-племени. Кто может топить за антифашистов? Понятно же, что только «жиды». Мне даже немного обидно за все другие национальности, которые вовлечены в антифа-движуху. Плюс, когда в начале 2000-х те же «жиды» в лице Миши Козырева «захватили» «Наше Радио», начались разговоры, что там теперь продвигают «исключительно своих», а русских не пускают. Я такое слышал в свой адрес от Вадима Степанцова из группы «Бахыт Компот»: мол, знаем мы вас.

— Автор книги A Secret History of Jewish Punk — американский журналист Стивен Ли Бибер — считает, что мрачность и гнев панк-рока косвенно объясняются откликом на ужасы Холокоста, мимо которых прошли рок-музыканты 50-60-х годов. В этом есть доля истины?
— Насчёт этой теории не знаю. Но такое невероятное число евреев, вовлечённых в панк-сцену с самых первых дней, определённо наводит на мысли. Евреям практически всю свою национальную историю приходилось находиться в меньшинстве, испытывать гонения, быть объектом преследований и предрассудков, жить в своём замкнутом комьюнити. Контркультура панк-рока в её изначальном виде — это нечто сектантское, закрытое, аутсайдерское, со своими жёсткими правилами и законами. Как тут не вспомнить прошлую жизнь еврейских общин в европейском социуме?

— Тогда почему панк-рок в самом начале немного заигрывал с нацизмом — чтобы шокировать приличную публику? Достаточно вспомнить Сида Вишеса из Sex Pistols в футболке со свастикой. Сегодня использование такого приема в панк-роке возможно?
— Абсолютно невозможно. Всё это осталось в первые годы панка. Недавно я прочёл в книге воспоминаний вокалиста Sex Pistols Джонни Роттена, что эти молодые ребята даже не особо представляли, что означает свастика. Для них это был символ, которым можно напугать свою еврейскую бабушку, не больше. Заигрывание с такими вещами быстро закончилось. Яркий пример тому — группа Clash, которая на первом панк-фестивале в 1976 году отказались давать своё оборудование группе Siouxsie and the Banshees из-за того, что её участники выступали в повязках со свастикой. Когда в Англии появились скинхеды и расистские группы, стало ясно, что использование подобной символики отныне в принципе невозможно, если только ты не хочешь, чтобы тебя автоматически причислили к «правому» лагерю.

— У «Тараканов!» есть песня «Причина для ненависти» — о ксенофобии и предрассудках, побуждающих людей искать в обществе врагов. В этом смысле кто находится в опасности в современной России?
— Предположу, что это секс-меньшинства, потому что негативное к ним отношение стало частью российской политики. Даже сибирские бабушки уже выяснили, что существуют люди с другим цветом кожи и бояться их не надо. Кавказцы тоже перестали быть проблемой. Сегодняшний вызов — гомофобия, поднятая государством на знамя.

Беседовал Алексей Сурин