Лидер группы «Тараканы!» относится к тем людям, которых одни любят, а другие терпеть не могут. Он обаятельный человек и душа компании и в то же время — капризный, вредный артист. Чтобы расставить все точки, мы задали Дмитрию несколько неудобных вопросов, которые многие бы хотели задать, но не решаются.

— Когда ты узнал о формате этого интервью, ничего не ёкнуло?
— Нет, почему-то я не испытываю никакую дополнительную дрожь ни внутри себя, ни снаружи.

— Есть темы, которые ты не хочешь обсуждать?
— Навскидку вспомнить не могу, но возможно в процессе интервью они могут всплыть, и тогда я об этом немедленно сообщу.

— «Тараканы!» вернулись из отпуска, но все знают, что это был, в первую очередь, твой отпуск. По десятибалльной шкале эгоизма, на сколько тянет такой поступок — отправка группы в отпуск на год?
— На единицу. Это очень слабая степень эгоизма, потому что на самом деле, если такой отпуск происходит по запросу одного из группы, и этот человек является духовным или творческим лидером коллектива, то всем будет полезно, чтобы он отдохнул, и остальные тоже отдохнут. В любом случае, это пошло на коллективную пользу.

— Ты согласен с тезисом, что «Тараканы!» — это группа одного человека?
— Не согласен. В «Тараканах!» не бывает никакого рока, если за барабанами не Серёжа Прокофьев. Это я уже на собственной шкуре проверил, был такой опыт в течение нескольких лет. Также в группе всегда очень важную роль играли те люди, которые способны сочинять захватывающие мелодии, бередящие душу, и взывающие к жизни те самые правильные слова. Это не всегда известно широкой публике, и, возможно, эти люди недополучают заслуженного внимания и респекта, хотя музыкальная канва — это основное в песне. Как правило, это у нас гитаристы. В текущем составе — Дмитрий Кежватов и Василий Лопатин, а совсем недавно таким человеком был также Николай Стравинский. Так что они тоже очень и очень важны. «Тараканов!» не могло бы быть без всех этих составляющих.

— Если мы заглянем в «Википедию» на страницу группы «Тараканы!», то увидим, что в разделе «бывшие участники» числятся 20 человек. Даже для 27 лет это много. Как думаешь, почему так получилось?
— Я могу честно сказать, что для группы в России, играющей в такой или схожей стилистике как наша, это абсолютно нормально. Если ты найдешь подобные списки для групп Purgen, Distemper, Tracktor Bowling, «Элизиум», то у тех, кто приближается к нашему возрасту, похожие цифры. Это нормально. В этой стране практически на каждом уровне развития коллектива происходит что-то, что вставляет палки в колеса. Поначалу, когда все ещё детишки, очень сложно серьёзно относиться к этому увлечению. Выстраивать серьёзные жизненные планы относительно своего участия в таком коллективе. Поэтому люди отскакивают, просто наигравшись. Потом начинают уходить, потому что одних тянет в одну сторону, а других в другую. Это могут быть творческие разногласия, или просто человек говорит, что он панк, поэтому учиться играть на барабанах ему не надо. Лучше он продолжит бухать и весело проводить время, но зато его будут уважать двадцать человек во дворе. Следующий этап, когда музыканты покидают группу — это возраст, когда надо обзаводиться семьями и детьми. Они видят, что не зарабатывают достаточно денег и понимают, что надо искать какую-то серьёзную работу. Но если упорством, тяжёлым трудом и напористостью одного или двух участников группы в результате команда переваливает через рубеж в 20 или 25 лет и выходит на какие-то плюс-минус стабильные заработки, то, как правило, состав уже намного реже меняется. Постабильнее начинается жизнь. И на этом этапе, если человек и уходит из группы, то скорее всего потому, что у него возникают непримиримые противоречия с кем-то еще в коллективе. Например, с его лидером.

— О чьём уходе из группы ты жалеешь больше всего?
— Раньше у меня может и были какие-то мысли и сожаления, что ушёл тот или иной человек, но потом я понимал, что в результате прихода новых людей создавались песни, которые бы никогда не были сочинены, если бы не те драматические события. Самый очевидный пример — это когда зимой 2005 года распался так называемый «золотой состав», записавший пластинки «Страх и ненависть», «Улица Свободы» и «Ракеты из России». Я впопыхах и может не слишком тщательно собрал состав музыкантов, с которыми мы записали альбом «Властелины Вселенной», на котором есть песня «Кто-то из нас двоих». С одной стороны, меня травмировал уход тех музыкантов, но этой песни, как и многих других, тогда бы не случилось, что было бы очень обидно. Эту песню люди любят, и если бы её не существовало, то, как говорится, её следовало придумать. Так что особых сожалений нет. Все идёт своим чередом и чин-чинарём.

— Есть кто-то из бывших участников, перед кем тебе стыдно?
— По большому счёту, да. Одно из наиболее драматичных расставаний у нас было в 1997 году с Денисом Рубановым — человеком, который стоял у истоков группы «Кутузовский проспект» и «Четыре таракана». Он был цементирующим элементом и основным активистом ещё до того, как я взял на себя эту функцию. После записи альбома «Украл? Выпил?! В тюрьму!!!» ситуация повернулась таким образом, что с Денисом надо было расставаться. И я понимаю прекрасно, что если бы мы тогда не расстались, то ничего бы больше не случилось, и никакой группы дальше бы не было. Как не было бы тех прекрасных альбомов, которые мы записали после 1997 года. Тогда нам пришлось придумать даже некую схему расхода с ним, и делать это под определенным давлением с нескольких сторон. Схема была такая: группа «Четыре таракана» официально распадается, мы вместе с инициатором всех этих событий, басистом Алексеем Соловьёвым, уходим, а потом возрождаемся с другими музыкантами и под несколько другим названием. Получался такой ребрендинг. Это был мягкий способ расстаться с человеком, который реально уже не тянет, но которому все остальные достаточно сильно респектуют, чтобы просто его слить.

— Мне рассказывали раньше, что Дмитрий Спирин — очень вредный капризный человек. Но познакомившись и узнав тебя поближе, я этого не увидел. Это при том, что я специально присматривался. Скажи, ты отыгрываешь доброго парня, или ты поменялся в какой-то момент, или это вообще все не про тебя?
— Я точно ничего не отыгрываю, никаких перемен за собой я не помню, и никакого примадонства тоже. Я знаю по себе и на примере некоторых других людей, что за человеком иногда закрепляется репутация, виной которой он не был. Мне, к примеру, иногда, чтобы вызвать негатив в свой адрес, не нужно даже что-то говорить. Бывает, например, менеджер настаивает на соблюдении райдера. Нам нравится, когда наши намоленные, выстраданные пункты этого райдера соблюдаются. А потом говорят, что Дима Спирин пальцы гнул. Или, например, я делаю заявление от имени группы, но некоторые люди воспринимают эти заявления как мои собственные, и если они им не нравятся, то обвиняют меня. Я не парюсь из-за этого и считаю, что это нормально для человека многогранного, разностороннего, который знает себе цену.

— Давай вернёмся к «Википедии». В 2005 году на графике, показывающем продолжительность участия музыкантов в группе «Тараканы!», оборвались сразу три дорожки. Остался только Дмитрий Спирин. Что случилось?
— Первым тогда соскочил менеджер, будущий «Команданте» будущего фестиваля Kubana Илья Островский. Он был первым профессиональным менеджером в нашей группе. До этого делами занимался я сам. Илья приложил много усилий, чтобы мы поменяли свой статус и вышли на другие площадки и другой уровень популярности. Но при этом я никак не мог опустить вожжи. Время от времени влезал, советовал, рекомендовал, нажимал. А он уже грезил своими проектами и в «Тараканах!» видел себя в какой-то мере исполнителем чужой воли. У Ильи начала иссякать энергия при таком положении вещей. А я тогда был парнем несдержанным на язык. Это я сейчас иногда базар фильтрую, а тогда заявлял в лоб, не взирая на лица. Таким образом, я его несколько раз очень сильно обижал, и после очередной словесной пикировки в купе по дороге из Москвы в Петербург он просто тихонько собрал вещи и вышел в Твери. Это был первый отскок. Через неделю или две ушёл Дмитрий Кежватов, и карточный домик стал рушиться. Дима на тот момент, по его воспоминаниям, претерпевал дичайшие трансформации собственной личности. Он задумывался о том, чтобы изменить образ и место жизни. Он переехал в Санкт-Петербург и стал играть в группе Spitfire. Перестал быть трезвенником и вегетарианцем, а стал наркоманом и алкоголиком, что его чуть не довело до ручки. Мы взяли вместо него экс-гитариста группы «Ва-Банкъ» Дениса Бурима, но басист Лёша Соловьев в такой ситуации перестал ловить кайф от происходящего. Его всегда очень бодрила та химия, которая была у нас в группе с Ватычем. Он от неё зависел психологически. И он тоже наладился переезжать в Петербург. Не знаю, почему всех туда потянуло. Если Ватыч потом вернулся в Москву, поняв, что просто деградирует и становится асоциальной личностью, то Лёша там до сих пор счастливо живёт. А Серёжа Прокофьев обнаружил себя в ситуации, когда ушедший менеджер является менеджером другой его группы «Приключения Электроников» и насаживается с той стороны очень серьёзно. А в Т! происходит полный развал. Вот вроде только что всё было, а прошло совсем немного времени, и всё перестало быть. И он сказал, что тоже уходит.

— В своей книге ты писал, что в девяностых у тебя были проблемы с наркотиками. Что за наркотики и как слезал?
— Наркотики я юзал недолго по сравнению с людьми, с которыми тогда тусовался и которых до сих пор встречаю. И оказывается, что они всё ещё юзеры. Я попал в эту пучину, когда мне было едва семнадцать, и около четырёх лет я что-то такое употреблял. Основная тема — это марихуана и гашиш, которые я юзал ежедневно и в больших количествах. Также была так называемая российская психоделическая революция, и появилось много умельцев, которые стали изготавливать субстанции, именуемые гордым словом «кислота» или даже LSD, но которые таковыми не являлись. Это были какие-то грубые заменители. У нас в тусовке появился интерес к такого рода наркотикам. Героина тогда ещё особо не было в России. Он массово распространился года через два после того, как я соскочил. Ну и всевозможные таблетки, которые покупались в «Первой аптеке» на Лубянке. Такой был фон. Мы же ещё ко всему прочему были из такой среды, где существовала очень мощная романтизация наркомании. Все знали про Джима Моррисона, про The Doors, про «двери восприятия», про хиппи и вот это вот всё. И хоть та музыка, которую мы играли, не очень ассоциировалась с наркотиками, тем не менее наркомания не спрашивает, какой жанр музыки ты себе выбрал. В какой-то момент мне стало психологически невыносимо продолжать быть наркоманом, но отказаться от ежедневного употребления я тоже не мог. Мне это нужно было на уровне обмена веществ. В таком очень тяжёлом шизофреническом состоянии я прожил с полгода, а потом нашёл в себе силы сознаться во всём родителям, и они мне помогли, нашли доктора. Я не знаю, как он меня лечил. На табличке на его двери было написано «Нарколог-психотерапевт». Выслушав мою проблему, он прописал ряд медикаментозных препаратов, а также применял кушеточную практику. Я там полёживал, он меня что-то спрашивал, я отвечал. Делал надо мной какие-то пассы, урчал, бурчал. И в результате комплекса всех этих действий я смог перестать употреблять. Я стал человеком, у которого освободилось огромное количество времени и юношеской энергии. Я перестал залипать, быть сонливым. Когда всё это ушло, мне показалось, что пришло время серьёзно заняться тем, что лежало в основе всех этих движух. То есть исполнение и сочинение музыки в составе рок-группы, которая к тому моменту лежала в мини-руинах около двух лет. И в тот момент я почувствовал, что у меня достаточно сил, чтобы продавить своей энергией те процессы, которые необходимы для того, чтобы все возродилось и заработало снова. И пошло-поехало.

Беседовал Владимир Еркович