Московскую панк-сцену сложно представить без «Тараканов!». Тем более её сложно было представить без «Тараканов!», которые издали за рубежом две своих пластинки, без «Тараканов!», которые разъезжали с гастрольными турами по всей Европе и Японии, без «Тараканов!», которые давали совместные концерты с легендарным ударником «Ramones» Марки Рамоуном. Каких-то два года назад, когда три участника группы, без объяснения причин, помахали ручкой Дмитрию Спирину, нависла угроза того, что группа прекратит своё существование. Но, к счастью для поклонников, бессменный лидер группы нашел в себе силы набрать новый состав. О том, что и как было, о себе и своих фанатах рассказывает Дмитрий Спирин. Он отвечал не за группу, но за себя самого.

— Прежний состав «Тараканов!» распался почти два года назад. Продолжительное время отсутствовала сколько-нибудь внятная информация о том, каковы причины распада. Воспоследовавшая за этим целая серия интервью ясности не внесла. Теперь, когда эмоции поостыли, ты можешь рассказать об обстоятельствах, приведших к вашему расставанию?
— И раньше я старался говорить об этом искренне, ничего не утаивая, и сейчас могу подтвердить сказанное ранее: мотивы, побудившие ребят покинуть группу, для меня остались загадкой. Ушёл сперва один — возникла напряжённость. Ведь «Тараканы!» на протяжении долгого времени существовали в неизменном виде, и потеря одного могла отразиться на микроклимате, могла создать дискомфорт: ребятам стало неуютно, они почувствовали какую-то незащищенность…

— Незащищенность от кого? От тебя?
— Нет! Мой образ излишне демонизируют. Мне надоело выслушивать от разных людей, какой я зловредный; не вникая в отношения, которые складываются внутри коллектива, они тычут в меня пальцем и называют тираном и диктатором. Не знаю, откуда проистекает такая предубежденность, где добывают информацию люди, готовые именно во мне видеть источник всех бед. Дима Спирин никакой ни тиран — он всего лишь часть группы, следовательно, его мнение учитывается наравне со всеми.

Возвращаясь к теме, с которой мы начали, хотел бы добавить следующее: хоть я не вправе говорить за других, считаю, ребят сгубил стадный инстинкт. Я не хочу ни на кого роптать — я лишь констатирую голые факты. А эти факты складываются в пользу того, что, уходя один за другим, люди руководствовались инстинктами, свойственными, как сказали бы психологи, неуправляемой толпе.

— Эти ребята — они пожалели о своём уходе, раскаялись?
— Не моя вина, что несколько недальновидных парней хлопнули дверьми в момент, когда мы были уже в шаге от всеобщего признания. Я серьёзно думал, будто через пару-тройку лет группа достигнет того уровня, когда её можно причислять к категории отборных, — настолько она была хороша. Я небезосновательно полагал, что пройдёт совсем немного времени и «Тараканы!» начнут собирать большие концертные площадки, нас завалят предложениями из провинции, а международные туры будут отнюдь не в диковину. До сих пор уверен: поднажми мы ещё чуточку — и был бы обретён статус, который позволил называть нас группой, не убоюсь этого слова, «федерального значения». Всё рухнуло в один миг! Я просчитался. Пришлось начинать с чистого листа, если только не с нуля.

— Тем не менее ты продолжаешь поддерживать контакты с ребятами из прежнего состава, особенно с ударником Сергеем Прокофьевым. Не было желания вернуть его за барабанную установку?
— Как?! Подойти к другому Серёге, Батракову, и без обиняков заявить, что нужно освободить место, потому что Диме Спирину так захотелось? Это же абсурд! Остальные ребята мне скажут: «Эй, у тебя всё в порядке — на свое усмотрение совершаешь перестановки в сыгравшемся коллективе?» Я не начальник, не босс какой-то, чтобы увольнять или нанимать на работу людей. Я всего лишь музыкант, один из тех, для кого «Тараканы!» не пустой звук.

Представим гипотетически, что другие ребята, так бесцеремонно распрощавшиеся с группой, захотят последовать примеру Прокофьева и попросятся обратно. Что мне, гнать всех взашей, расчищая места под «золотой состав»? Нет, увольте, я на такое не способен. Новые ребята — Бурим, Ермолаев и Батраков — пришли в группу в переломный момент, тогда, когда практически она не существовала. Сейчас она стала для них родной, и не в моей компетенции решать, кому в «Тараканах!» быть, а кому не быть.

— Не было мысли пойти по пути Земфиры или Чичериной и создать сольный проект, занявшись раскруткой своего имени?
— Что касается Земфиры, у неё происходит постоянная ротация состава, поэтому данный пример некорректен. Кроме того она является единоличным автором всех исполняемых ею песен. Я же недостаточно много сочиняю для того, чтобы помышлять о сольной карьере. С группой — подчеркиваю, группой, — «Чичерина» дело обстоит иначе: в процессе сочинительства принимают участие все, не только одна солистка.

— Вот именно. Ты мог пригласить тех же ребят, но название группы поменять на «Спирин». Или ты не захотел терять творческое наследие «Тараканов!»?
— Как соавтору, мне разрешено исполнять едва ли не весь репертуар группы. Дело в другом. Я столько сделал для того, чтобы бренд «Тараканы!» стал узнаваем, столько собственных сил и энергии вдохнул в этот проект; да что там говорить, я жизнь свою положил, занимаясь всего одним делом! Как, сознавая всё это, я добровольно могу расстаться с этим названием?

— Случилось то, что должно было случиться: пришли новые люди — появились свежие идеи. Перед тем, как начать играть, вы устраивали собрания, выявляли предпочтения друг друга, чтобы понять, какую музыку вам исполнять?
— Ничего подобного не было. Мы не уславливались заранее, какое звучание для группы окажется наиболее органичным, принимая во внимание наклонности и способности каждого из нас. Вы взяли в руки инструменты и принялись играть. Через какое-то время обозначилась наша музыкальная ориентация, которая, к слову сказать, не считаю, что разительным образом отличается от «подлинно тараканьей».

Оказалось, что все ребята в тот момент были увлечены «семидесятничеством»: наши видения того, в каком ключе должна играть группа, не разошлись. Мы, как и прежде, не используем электронных примочек, не используем другим технических средств — разве что за редким исключением. В студии мы звучим точно так, как звучим на концертах, и наоборот. «Тараканы!» — это гитара, бас, барабаны и три голоса.

— Ты ответствуешь за то, что звучание не претерпело существенных изменений. А как насчёт текстов? Они, что ни говори, стали намного откровенней.
— Я просто перестал робеть, дав вещам те имена, которых они заслуживают. Пусть будут пот, кровь и слёзы — будут даже в максимальных дозах; пусть в моих песнях жизнь соседствует со смертью, любовь — с изменой, а предательство — с дружбой! Я не хочу, под стать некоторым музыкантам, заботиться, эстетично или не эстетично прозвучит отдельная строчка из песни. Бояться того, что тебе неправильно поймут пацаны, как во дворе, — это удел трусов, бегущих ответственности.

— Ты читал «Краткий курс поэтики», владеешь мастерством стихосложения, или «ямба от хорея отличить не можешь»?
— Действительно, ямб от хорея отличить могу с трудом. Но я не пишу стихов, я занимаюсь исключительно музыкой. На готовые музыкальные заготовки я налагаю куски текста. Моя задача — прочувствовать внутреннюю ритмику и соответственно ей придумать строки. Мне кажется, это сложнее поэтики. Впрочем, я не настаиваю: и здесь, и там задействована сложная математика.

— Почему никто в группе, кроме тебя, не пишет текстов?
— Что раньше, что сейчас — в «Тараканах!» можно всё. Ты можешь взять микрофон и исполнить песню, можешь предложить к обсуждению вариант своей песни. Нужно только проявить инициативу и наглядно доказать свою состоятельность в этом деле. Ребята пока не выказывали желаний поупражняться со словом.

— В песнях с последнего альбома «Властелины Вселенной» можно услышать обращения к Богу. Раньше в религиозности ты замечен не был. Твое мировоззрение поменялось?
— Нет, я всегда был верующим и остаюсь им поныне. Я верю в Иисуса Христа, верю в него как в спасителя — не только своего, но и всех остальных людей. Про посещение церкви не спрашивай — я в неё не хожу, потому что не верю в обрядовость, не верю во всё то, что выходит за рамки моего экзистенциального восприятия.

Почему в новых песнях есть темы, которые раньше мною не развивались, или развивались недостаточно, я частично ответил. В слове «Бог» нет ничего запретного. Повторюсь: я избавился от страхов, одолевавших меня ранее.

— Ещё один мотивом, прозвучавшим на альбоме, была тоска по 70-м. Ты бы променял век «гламурных и людоедов» на век «волосатых рок-н-ролльщиков»?
— Не раздумывая. У меня есть осознание того, что это время — моё время. Для меня очень прискорбно, что те годы уже не вернёшь. Относительно сегодняшнего времени то время было безопаснее: людей не волновали проблемы СПИДа, информационное пространство не страдало от перенасыщения, вооруженные конфликты не предвиделись, хотя «холодное» противостояние двух сверхдержав достигло предельной отметки. Для меня это время — как для наших 16–17-летних поклонников 90-е.

— Между тем 16–17-летние поклонники «Тараканов!» копируют твой стиль. Сам ты не так давно был поразительно похож на Джоуи Рамоуна. Получается удивительная связь времён…
— Я не стремился во что бы то ни стало быть похожим на Джоуи, не копировал его поведение на сцене. Мне просто захотелось побыть волосатым, потому что я никогда им не был. Я два года растил шевелюру, теперь, как видишь, её остриг. Нужно менять свою внешность настолько часто, насколько это возможно вообще. Людям не хочется постоянства, напротив, хочется красить волосы в разные цвета, преображать свою внешность.

Про фанатов, которые якобы подражают своему кумиру, отвечу так: если и существуют люди, для которых внешнее сходство со мной является неотъемлемой частью их имиджа, чем-то очень важным, — таких людей крайне мало. А в том, что многие посетители наших концертов, подобно мне и другим участникам ансамбля, носят футболки Ramones, побочных смыслов искать не следует. Теперь для меня не важно, какая футболка на человеке, пришедшем на наше выступление, — хотя бы и «Короля и Шута». В конце концов, аудитория на наших концертах ничем не отличается от аудитории НАИВа и совсем немногим отличается от аудитории групп Distemper и «Элизиум».

— Чем ты занимаешься, помимо музыки? У тебя есть увлечения?
— Так или иначе, прямо или косвенно вся моя жизнь связана с музыкой. Даже сейчас, общаясь с журналистом о своей группе, я занимаюсь музыкой. Я напел тебе по куплету из двух песен, что уже является своеобразным тренингом (смеётся). А если серьезно, то я играю в трёх группах. Не занят «Тараканами!» — я репетирую с Zuname или Lazy Bitches, или встаю за пульт диск-жокея, чтобы развлечь людей на ставших уже традиционными вечеринках в московском клубе IKRA. Музыка, девушки и друзья — таков стандартный набор джентльмена.

Автор: Сергей Ерженков