Творчество группы «Тараканы!», как оказалось, очень правильное, тексты почти евангелические или возрожденческие, по крайней мере месседжи одинаковые: «Все люди — братья», «Нет — войне!», «Думай сам за себя». Их бы в школе изучать, панкеров наших. Сид поёт с детским хором и первым отечественным романтиком Женей Хавтаном. От такого симбиоза льются слёзы. Лидер группы Дима Спирин в преддверии зимне-весеннего тура по России побеседовал с нашим корреспондентом.

— Года два назад моими дилетантскими глазами наблюдался расцвет отечественного панк-рока: он вполне удачно вписывался в формат таких радиостанций, как «Наше радио», гремел на фестивалях и в подземных переходах. А сейчас панк стал как-то тише, хотя действительность подбрасывает всё больше поводов для протестных выступлений.
—  Начнём с того, что «Наше радио» — вообще единственное радио, которое играет российский панк-рок. Что же касается какого-то расцвета панк-рока, то говорить о нём просто некорректно. Я лично не наблюдал никакого всплеска ни год, ни два года, ни три назад. Всё происходит довольно плавно, всё больше людей приходит на концерты, всё больше групп имеют возможность качественно записываться и хорошо издаваться, растут тиражи, кто-то даже ездит в туры.

— И всё же популяризация панка стала заметна прежде всего в связи с вашей песней «Дурная башка». Наверняка, старые фанаты обвиняли вас в опопсении.
— «Дурная башка» — песня 97-го года. До неё у нас вообще не было никаких фанатов по той самой причине, что мы не были известны за стенами московских клубов. Мы исполняли англоязычный репертуар, наши диски не выпускались. Та что фаны и появились, когда «Дурная башка» заиграла на радио «Максимум».

И тем не менее, несмотря на отсутствие фанатской базы, обвинения в опопсении действительно посыпались. Хотя для меня опопситься, значит стать мягче, сочинять более компромиссные песни, делать ремиксы, чтоб тебя крутили на дискотеках… А каждая следующая пластинка «Тараканов!» была жёстче, лютее, более зверской. Так что всё эти обвинения не имеют под собой никакого основания.

— Но вот что странно: панк-группа завоёвывает фанатов… через радио!
— (горячась) Да, но это проблемы фанатов! До того момента, как наша песня появилась на радио, группа существовала шесть лет, и если люди отказывались интересоваться нами, то это их проблемы. Мы-то придумывали песни, выступали на концертах, записывались. Мы не чувствуем своей вины за то, что люди не смогли нас раскусить тогда, в концертный период.

— С чем связана тенденция, заметная в творчестве вашей группы и многих других именно панковских коллективов, использовать ретро-песни в качестве основы?
— Это просто наши любимые песни. «Непогода» — любимая песня, «Гимн демократической молодёжи мира» — это чужая песня, которая идеально вписалась в дух готовящейся пластинки. Когда мы вспомнили о существовании этой песни, мы были просто поражены: она написана пятьдесят лет назад, но идеально укладывается в канву альбома панк-группы третьего тысячелетия.

— Что же кроме хриплого вокала и агрессивной аранжировки вносится в старую песню?
— Да в том-то и дело, что в эти песни ничего не надо! У этих песен изначально крутой смысл, и всё что нужно сделать — это просто переиграть её! Никто не подходит к ней, как к полю приложения своих аранжировочных амбиций.

— Кем вы работаете в то время, пока не работаете панком?
— У нас помимо группы никто (решительно и твёрдо) нигде больше не работает.

— И ты хочешь сказать, что панком реально заработать на жизнь?
— Смотря на что.

— Вопрос, который я задаю всем панкам: ты любишь комфорт?
— Относительный. Чтобы постельное бельё было свежим… Люблю, когда не блюют рядом.

— Э-э-э, а у тебя или у членов группы есть семьи?
— Э-э-э-э (долго вспоминая, потом неуверенно) не-е-ет. Хотя фактически можно сказать, что двое из наших парней содержат родителей. Я тоже свои деньжонок подкидываю. Да и девушки, с которыми я живу… Дело в том, что у нас не работать было на уровне идеологического момента. Не работать на работах! Не работать, чтобы иметь возможность хорошо играть, выезжать в другие города. И не убивать свой мозг. Любая работа, где ты в подчинении, убивает мозг. А начальник-то есть всегда и у всех…

— А вы группы начальник — ты?
— Нет-нет. Вообще это ошибочное мнение, что я лидер в «Тараканах!». Просто я взял на себя общение с прессой. У меня голос более громкий, и вообще я примерно себе представляю, как с ней надо общаться, с этой самой прессой, чтобы людям потом было интересно читать. Посади сюда Лёшу — бас-гитариста, и редактор тебя завернёт с таким интервью: там ни-че-го не будет, кроме бэ-мэ. При этом он пишет песни, он талантливый, играет на бас-гитаре и ваще ништяк чувак. Но решаю-то в группе не я.

— А кто?
— Да мы все! Мы всегда затрудняемся сказать даже, кто написал ту или иную песню. Автором пишется, как правило, тот, кому принадлежит самая первая задумка, идея, основная музыкальная мысль. На самом же деле, эта мысль обрастает бесчисленным множеством слоёв разного авторства и поэтому принадлежит всей группе целиком, в равной степени каждому. «Автор» приносик в студию росток, а мы совместными усилиями растим из него дерево.

— Вот Евгений Хавтан — известный лидер. Всегда чётко представляет себе, что хочет получить в результате, и ограничивает полифонию мнений. Не одного солиста скрутил в бараний рог. Тебе тяжело пришлось с ним работать, ведь у вас имеется какой-то совместный проект?
—  Да, мы вместе практически ничего не делали до этого концерта, за исключением двух-трёх репетиций. И то это Женя Хавтан приезжал на репетиции группы «Тараканы!», поэтому о каком лидерстве или давлении с его стороны тут можно говорить! Это всего лишь обмен мелодиями и текстами.

— А как ты сам думаешь, для Хавтана, для нежного, романтического, утончённого Хавтана, обращение к панку — это что? Попытка позаигрывать с молодёжью, попытка ужесточить свою несовременную музыку, попытка самореализоваться?
— Думаю, что Хавтан как музыкант, который на протяжении всей своей карьеры находится в поиске текстовиков, всегда держит нос по ветру — смотрит, кто, где, чего пишет наиболее складно и талантливо. Идёт по Арбату, скажем: «О, чё это за песня? — Это группа «Тараканы!» из Москвы. — А кто у них тексты пишет? — А вот этот чувак. — О, закажу-ка я ему песню!». Вот так. Хотя реально я сочинил текст только для последних двух пластинок, раньше такого не было.

— Отозвались ли вы в вашем последнем альбоме на какие-то остроактуальные, кризисные темы?
— Мы стараемся делать пластинку так, чтобы записанная в 2003 году, она нормально и современно слушалась в 2063-м. Поэтому когда я пишу тексты, я стараюсь избегать аллюзий на какие-либо сиюминутные эпизоды, каким бы яркими они не были. Надо отталкиваться от сиюминутного, но, подключая свой сочинительский талант, восходить к социальным обобщениям. Потому что, как ни кощунственно это будет звучать, через пять лез про «Норд-Ост» никто не будет помнить. Говорят, у Гарика Сукачёва есть песня про «Курск». Ну, одна ещё ладно, но альбом про «Курск» или про что-то подобное через пять лет просто забудут! Мы же стремимся быть вечными.

— На твоём концерте помимо Хавтана выступил ещё один именитый гость, и его присутствие изрядно всех удивило. Я имею в виду Сашу Голанта из НАИВа. Ведь все, типа, панки знают, что НАИВ и «Тараканы!» в контрах.
—  Видишь ли, люди склонны ошибочно отождествлять «Тараканов!» со мной и считать, что НАИВ — это группа. На самом деле, следует говорить, что часть пацанов из НАИВа — довольно вменяемые ребята. Следует всегда иметь больше информации о том, о чём судишь. Александр играл в «Тараканах!» раньше и поэтому он здесь сегодня на сцене. Мы сыграем с десяток вещей, записанных совместно в тот период.

— В феврале-марте вы планируете очередной тур по городам и весям. Как я понимаю,в поездках вы бываете довольно часто, но при этом в провинциальных ДК собираете не больше пятисот человек. Почему?
—  Трёхсот. Если мы за пределами Москвы соберём пятьсот человек — это очень большая удача.

— Почему такая благополучная Москва любит панк-рок, а такая неблагополучная провинция — не любит?
— Панк-рок любит не благополучная Москва, а Москва, в которой есть много разных информационных полей, Москва, в которой есть «Наше радио», Москва, в которой есть интернет-кафе, Москва, в которое есть клубы и постоянно работающие концертные площадки, Москва, в которой есть Горбушка. Здесь у людей вкусы «тянут». А провинция традиционно вакуумна для всего, что не является форматом «Русского радио». Кроме всего прочего, тот сорт панк-рока, который исполняем мы, ментально не близок русскому народу.

— Как интересно! По-моему, панк-рок — чисто русская музыка: много грязи, пива и мата. И всегда протест во имя протеста.
— Но фактически панк — американская музыка. В тот виде, в котором ты его сейчас описала, он как раз отлично приживается на русской почве, он очень популярен. «Гражданская оборона» — это популярная группа, «Король и Шут» — это популярная группа. А «Тараканы!» нет. Потому что в наших песнях речь идёт не о том, чтобы любить протестовать, а о том, что протестовать нужно тогда, когда это необходимо.

— Против чего?
— Да нет, ты не понимаешь! Идея в том, чтобы не молчать, если тебе необходимо сказать. А поводы всякий раз разные. Мысль такая, что свои тротесты надо выражать не огульно, не ежедневно, по поводу и без повода — надо просто иметь силы заявить о себе, заставить услышать свой голос.

— Несколько лет назад ваша песня была фоном к рекламе «Марса». Вы что, правда, этим гордитесь?
— Ну да.

— Но тут меня мороз пробирает. Ведь, насколько я знаю, панки не-на-ви-дят транснациональные корпорации, рекламу, телевидение, слащавые видеоролики.
— Давай начнём с того, что любые обобщения в контексте панк-рока невозможны и некорректны. Говорить «панк-рокеры любят», «в панк-роке принято» нельзя! Панки — может быть, а мы — нет. Пусть панки так считают, а мы — по-другому.

Беседовала Дарья Князева