Кто не был, тот будет, кто был — не забудет. В смысле, тебе, скорее всего, название группы «Тараканы!» что-нибудь да говорит. А уж если ты совсем из дикого леса, так на то и существует твой любимый упырский журнал — просвещать и облагораживать. Так что вот они — троды плудов. Гонки ничего себе получились, зря времени не потеряешь!

— Ну, у тебя (у вас) уже взяли в жизни столько интервью, что на многотомник хватит. Не задолбало ещё?
— Давать интервью-то? На самом деле не надоело, так же как никогда не надоедает общение с нормальными людьми. В большинстве случаев интервьюеры — люди умные (есть шанс получить удовольствие от общения), а в других — абсолютно неадекватные уроды. Но тем смешнее потом бывает читать свои слова в их изложении .

— Можешь вспомнить самые стандартные, самые интересные и самые дурацкие вопросы, которые тебе были заданы в этих интервью — ну и ответь на них ещё раз, плиз, — интересно же.
— Вот это ништяк подход! Блин, сам придумал? Почему больше никто не догадался? Я ведь тоже иногда бываю интервьюером, тоже буду использовать эту технологию, спасибо. Чемпион среди самых стандартных — «Что такое панк-рок?». Отвечать на него не буду. А самые интересные — пара вопросов, прозвучавших в прошлом интервью для «Хулигана». Что-то про секс с детьми и животными, ну это в архивах найти можно. А самые дурацкие могли бы прозвучать в передаче MTV «Тотальное шоу», если бы мы всё-таки согласились там появиться. По слухам, там задают вопросы типа «расскажите самый смешной случай из вашего детства».

— История «Тараканов!» уже длинна и извилиста. Пунктиром не мог бы рассказать для тех, кто не в курсах?
— Первый концерт — весна 91-го, в 92-ом запись первого альбома. Много концертов, алкогольного и наркотического угара, непрекращающаяся панк-туса. Осенью 93-го — фактически распад, реюнион весной 95-го. Тогда же запись второго альбома. Концерты в только начавших тогда появляться рок-клубах, первые гастроли. В 97-ом выход третьего (первого выпущенного «по-настоящему») альбома, первые радиоэфиры, перемена названия с «Четыре таракана» на «Тараканы!». Фестивали, концерты, гастроли. В 98-ом — следующий альбом, первые видео. В 99-ом — первый заграничный тур, в 2000-ом ещё один альбом. Блин, чё-то как-то не круто ни фига, да? Дальше в принципе можно не продолжать, схема простая — концерты, фестивали, гастроли, тур, новый альбом. Обычная жизнь обычной рок-группы.

— У любого успешного проекта в самом начале был какой-то счастливый случай, удачное совпадение, «добрый ангел» или как там еще это можно назвать. То есть поворотный момент, после которого школьная группа раззвездяев, не думающих особо о музкарьере, начинает двигаться к сияющим вершинам. Как это было у вас?
— Нет, мы всегда думали о «музыкальной карьере», даже тогда, когда были «школьной группой раззвездяев». Поэтому, с одной стороны, можно сказать, что ничего такого с нами не произошло, а с другой — что вся наша карьера как на начальном этапе, так и впоследствии только из таких удачных совпадений и состояла. Ведь с самого начала мы вполне прилично оснащены технически; мы смогли купить себе первые инструменты. Ещё была удача, когда мы фактически подрезали в ДЭЗе репетиционный аппарат, а потом самозахватом оборудовали себе базу, прямо в подвале жилого дома. На первую запись нам дала денег одна подруга, по совпадению жившая именно в этом дворе… Ну а на самом деле никакого по-настоящему «счастливого случая» у нас так и не было. То есть не было резкого прорыва к сияющим вершинам. Была утомительная работа, нищенское существование на грани… Всё долго и нудно и очень, очень нединамично.

— А вершины действительно оказались сияющими? Или, может, сотовыми телефонами торговать было бы надежнее?
— То, что можно назвать «вершинами», в нашем случае скорее — узкое ущелье, которое нам удалось выкопать без особых спецсредств. Денег мы поднимаем, мягко говоря, немного, да и это стало получаться только в последнее время. А как мы жили первые 10 лет — вообще никому не пожелаю.

— Альбом за альбомом, тур за туром — сколько это ещё может продолжаться? Может, пора остепениться, наконец, там, брокером пойти работать?
— Ну, в отличие от некоторых других панк-музыкантов, в нашем случае все мы в группе как раз потому, что мы не хотим быть где-то ещё. Мы — музыканты, потому что никем иным мы становиться не желаем. Мы занимаемся СВОИМ делом, мы настолько на своём месте, что любая мысль о переквалификации — просто абсурд. Делать рок — это то, что нам нравится больше всего. Быть в группе — наиболее интересное занятие для каждого из нас. Более того — никто из нас ничего другого делать просто не умеет. А сколько это ещё может продолжаться? Чем дальше — тем лучше.

— Можно ли сказать, что рок-н-ролл — это то, что переворачивает мир? Что это своеобразная революция?
— Да, абсолютно верно. После изобретения рок-музыки мир стал другим. Просто все мы живем во время, когда поверить в это уже невозможно. На мой взгляд — то, что сделали The Beatles, Black Sabbath, Ramones для человеческой цивилизации, примерно то же самое, что и изобретение электричества. Хотя в этом вопросе настоящее время я бы заменил прошедшим. И не потому, что рок-н-ролл стал каким-то другим, плохим типа. Нет. Просто эта функция, революционная, уже давно выполнена. Настало время просто ездить в туры и записывать пластинки. В своё удовольствие .

— А эта вот революционность, она вообще зависит от музыкального стиля или нет? И вообще, обязательно ли рок-н-ролл должен лежать в области творчества?
— Не думаю, что это так уж зависит от стиля… Хотя, конечно, наиболее некомфортные по звуку, подаче, идеям стилистики привлекают в основном бунтарски настроенных слушателей. Ну а если рок-н-ролл не лежит в области творчества, тогда он, очевидно, лежит в области секса. СтоИт, вернее. А еще для меня рок-н-ролл — это, например, голландские власти .

— Ну а каковы дела в русской панк-музыке на данный момент с твоей точки зрения?
— Думаю, всё намного лучше, чем раньше. Много групп, особенно в больших городах. Фэны перерастают в творцов, а в панке это очень важно. Идеи распространяются, появилось много новых сайтов, люди начинают интересоваться именно панк-музыкой и культурой, а не просто, например, группой «Тараканы!». Это радует. Конечно же, этот процесс не может не сопровождаться огромным количеством «левых» людей на концертах, но это дело обычное. Стала очень активной панк-сцена. В Москве, например, в сезон, может выдаться неделя, когда возможно посещать каждый день хоть по два панк-концерта разного калибра. Что же касается непосредственно музыки, то говна, конечно же, хватает. Но и отличных банд также немало!

— Какие группы из современных ты можешь отметить?
— Из наших — «Кирпичи» с последним альбомом, московские панки «Цунами», панки из Питера «1.5 кг. отличного пюре». «Маркшейдер Кунст». Запад — Darkness, Electric Six, Gluecifer, из старых — Ska P. Я вообще-то очень плотно сижу именно на панк-стилистике, на старомодном пляжном поп-панке в стиле первых альбомов Ramones.

— А как ты относишься к другим музыкальным стилям, совершенно иным, например, к рэпу и хип-хопу? А также к синтетическим стилям, когда всё смешивается напропалую?
— Слушаю таких олд-скульных хип-хоп артистов, как House of Pain, Beastie Boys, Cypress Hill, Public Enemy, Ice Т. Классика, как видишь. Ничего не смыслю в этой музыке и новых артистов в этой культуре не знаю вовсе. Что же касается синтеза, то мне по душе такие штуки, которые делают группы типа Mr. Bungle.

— Вот писательница Амели Нотомб однажды сказала, что пишет прозу потому, что не умеет писать музыку. А ты, пишущий музыку, — пишешь ли прозу? Не было идеи книгу написать или типа того?
— Я написал книгу, такую… За все дела, так сказать. Она — о жизни страны и некоторых её жителей, такой взгляд через призму существования обычной панк-группы, судорожно лезущей наверх, ежедневно борющейся за выживание. Фактически — это автобиография. Название её — «Четыре таракана и Тараканы! Тупой панк-рок для интеллектуалов». Она выходит в свет в апреле, но уже сейчас на www.tarakany.ru можно прочекать несколько глав из оного опуса.

— Поклонниц становится больше со временем?
— В нашем случае почему-то нет. Думаю, что их количество если и растет, то только в зависимости от роста общего числа фэнов группы. На нашей жизни это никак не отражается. Я даже иногда удивляюсь. Меня это даже несколько беспокоит.

— А чё-нибудь противозаконное ты любишь совершать? Панки — они ж, блин, такие?
— Ну, насчёт того, какие такие панки — это отдельный базар. А что до меня — я кошмарно не люблю находиться в положении человека, хотя бы теоретически могущего войти в контры с законом. Всё, чем мы занимаемся по жизни, — само по себе в понимании большинства настолько «на грани», что настоящий crime — это уже чересчур. Я порой, проходя мимо патруля, ловлю на себе взгляды такой интенсивности… Мне иногда кажется, что с их точки зрения уже то, как я выгляжу — само по себе некое преступление. Причём, похоже, они именно так и думают. Вот только предъявить ничего не могут. А если бы могли?

— Да, видон у тебя, действительно, того… А вообще — насколько ты антисоциальный тип?
— В достаточной степени. Мне пo бую многие вещи, которые очень ценны для социума. И вовсе не пo бую такие, о которых социум даже не имеет представления.

— Да, да! Всякие такие вещи! Ну вот, например, извращения всякие. Если честно — что больше всего тебе по кайфу, что ты практикуешь?
— Практикую… Всё, кроме: копрофагии, инцеста, секса с животными, однополого секса. Осталось что-нибудь ещё?

— Поскольку на классический вопрос от «Хулигана» — как ты относишься к сексу с животными и роботами — ты уже отвечал, то можешь сам задать любой вопрос журналу.
— А нельзя ли мне, ребята, у вас собственную рубрику заиметь?

— Отчего же, можно подумать. Но тогда ты учти — всяких извращений в твоей жизни станет НАМНОГО БОЛЬШЕ!

Автор: Макар Свирепый