Интервью от 7 мая 1997 / 2 июля 1999

—Когда и при каких обстоятельствах образовалась группа?
— Денис Рубанов: В 1989 году, через 5 лет увлечения рок-н-роллом, мне, Рубанову Денису Александровичу в 16 лет пришла в голову мысль создать рок-группу, так как ничего другого делать не умел и не хотел.

В 1989 году с одноклассниками сделали группу. Репетировали у Пэпа дома. Сочиняли песни, играли, как умели. Ни каким стилем не назывались, играли всё просто, трёхаккордно так как по-другому не могли. Немного порепетировав, решили сделать концерт. К концерту нужно было придумать название. А кроме названия местности, где мы жили, ничего в голову не пришло — «Кутузовский проспект». Этим концертом, который имел место в Доме Пионеров, мы прославились на весь свой район. В этом Доме Пионеров нам дали возможность репетировать. Там был кружок «Рок-группа» со своим руководителем. Пришли мы туда с Лениным и Пэпом. Там были халявные инструменты — «Уралы», порталы, барабаны всякие. Там же я познакомился с ещё одним парнем, которого мы впоследствии обозвали Сидом. Он был принят в группу вместо басиста, который вошёл в отказ.

— Какой был первоначальный состав?
— Д.Р.: Ленин пел и играл на гитаре. Воробей играл на гитаре и тоже пел. Потапыч, по-моему, играл на басу, и я на барабанах. А, вообще, изначально мы с Потаповым (Пэпом) решили сделать группу и стали искать людей, которые умеют играть на инструментах.

— А сами умели?
— Д.Р.: Сами не умели, но очень хотели научиться и что-то делали для этого. Тогда я на бас-гитаре играть учился и даже с преподавателем занимался. Но потом у меня произошла травма левой руки, и я понял, что хорошим басистом стать тяжело будет из-за пальцев, а барабанные палочки держать легче.

— Вы изначально стали песни на английском придумывать?
— Д.Р.: Изначально песни были на русском, но довольно глупые текста. А мы с Лениным хотели делать европейское звучание. А там же все песни на английском поются.

— Как дальше развивалась история группы?
— Д.Р.: После концертов на телешоу «50/50» ушёл Ленин. Мы тогда со всеми людьми, которые могли бы крутить группу дальше рассорились: были инциденты какие-то, пьяные угары. А Денис Петухов был просто другом со двора и когда Ленин ушёл, мы нисколько не расстроились с Петуховым быстренько спелись. Он был человеком, музыкально подкованным. Нормально играли пели. Ленин, уйдя, сделал свою группу — Lady’s Man. Сид в то время тоже ушёл к нему, и мы взяли на бас Архипа (Aррlе Соre, «Долина патиссонов»). Потом Архип уехал в Европу, а Сид попросился назад.

— Расскажи, пожалуйста, о появлении панк-рока в СССР и в частности в Москве.
— Дмитрий Спирин: В СССР не было таких условий, которые спровоцировали появление панк — движения а Западе — роста безработицы, усиления расистских движений, что не нравилось молодёжи, в Великобритании, например. Кроме того к тому времени рок-н-ролл из музыки детей-бунтарей превратился в музыку для родителей, и подростки захотели вернуться к корням. В СССР была другая ситуация. Здесь всегда была почва для бунта — тоталитаризм. Мы относимся к тому поколению, которое ловило ВВС и Севу Новгородцева, Kiss, Accept, AC/DC и другие запрещенные группы через КГБэшные глушилки.

В Омске, Новосибирске придумали себе свой панк-рок. А Москва была наиболее центровым городом, куда попадали какие-то записи западных групп, неважно какие, главное — из-за бугра. В 1980-х мы слушали AC/DC, Accept, но когда мы впервые услышали Sex Pistols, мы поняли, что это раз то, что нам надо. В то время мы слушали не то, что хотели, а то, что могли достать. И когда к нам попал Nevermind the Bollocks, сразу стало ясно, что эта музыка ближе всего нам по стилю.

Люди из группы НАИВ, которые жили поблизости, подстегнули «Четыре таракана» не менее, чем «фирменные группы». Они были изначально продвинутыми. Мы понимали разницу между «Гражданской Обороной» и «Монгол Шууданом», но когда услышали группу НАИВ, мы поняли, что и нас есть группы, играющие так же как Pistols…

Когда мы создавали группу, у нас не было цели стать супермузыкантами и тому подобное. Мы просто хотели быстро прославиться и быть крутой группой.

— Дальнейшая история группы.
— Д.С.: Рок-лаборатория. 1991 год. «Фестиваль надежд». Подача демо-записей. Название «Кутузовский проспект» решили сменить, потому что уже стало понятно, что мы играем панк-рок, и такое название не соответствовало стилю группы. Мы играли 1-2-3-минутные песни, почти без соло, с неформальными текстами, очень честные. Но в отличие от питерско-сибирской тусовки не использовали акустических гитар, все строилось конкретно на Sex Pistols. Нам это нравилось, и мы понимали, что такая простая музыка понравится людям. Мы сами парни простые. Хотели быть русскими Sex Pistols. Зерна упали на подготовленную почву. Всё, что делали Sex Pistols нам нравилось от А до Я, и мы хотели быть такими же.

Итак 1991 год. Перестройка идёт полным ходом. Но всё это делалось не просто так. Те люди, которые рулили до реформ, остались, и Рок-лаборатория не была исключением. Это была по слухам КГБэшная контора, которая и в начале 1990-х продолжала контролировать идеологию молодёжи. Рок-лаборатория была создана Московским комитетом Ленинского комсомола и занималась контролем в сфере культуры. Складывалась очень специфическая ситуация…

Рок-лаборатория ежегодно выбирала группы для «Фестиваля надежд», который являлся отчётным и показывал, что группы сделали за год. В Рок-лаборатории было много групп: «Ва-БанкЪ», «Ногу Свело!», «Монгол Шуудан», но чистый панк-рок играли только НАИВ и «Четыре таракана».

— Д.Р.: Вместе с НАИВом мы создали подвал, где репетировали многие лабораторские группы. «Ногу Свело!» тут свою программу два года писали. Все бесплатно репетировали лет 5. Разрешения у нас никакого не было — смутные были времена. Просто молодёжь, которая живёт в этом доме и окрестностях, оккупировала этот подвал.

— А инструменты откуда взяли?
— Д.Р.: Инструменты каждый купил себе сам со временем. Что-то Рок-лаборатория дала. Воробью на первую гитару Led Star зарабатывали — в переходах играли. Купили гитару, примочку.

— Откуда появилось название «Четыре таракана»?
— Д.С.: Мы принесли свою демо-запись в Рок-лабораторию, а новое название ещё не придумали. И тогда Ольга Опрятная (директор Рок-лаборатории) предложила название по одной из наших песен — «Четыре таракана». Мы сначала не очень-то согласились — считали это «детским садом»… Кстати, о своём новом названии мы узнали совершенно случайно — из анонсов по радио: «„Фестиваль надежд“, группа „Четыре таракана“». А потом решили не менять. Даже наше название было спровоцировано руководством Рок-лаборатории. Наши трудовые книжки лежали в Рок-лаборатории, где была указана должность — «артист эстрадно-музыкального ансамбля», так как за тунеядство тогда ещё могли посадить. Но потом настало время, когда можно было не работать, чем мы и занимаемся.

Мы, обладая юным возрастом, успели вписаться в последний вагон той волны, на гребне которой разрулились «Кино», «Ва-БанкЪ», ДДТ. Но в вагон — последний: одной ногой там, а другой — в капиталистическом настоящем.

Дальше начался капитализм в стране… Если нормальные люди не были готовы к этому, то рок-музыканты тем более. Все организации, поддерживающие молодежь развалились, да и не были нужны. Можно было писать пластинку на свои деньги, или искать спонсоров (тогда это было возможно). Можно было не оговаривать, что группа некоммерческая. Было непонятно, что делать: была группа, состав, песни, рынок… Стали искать родственные коллективы. Стусовались с НАИВом, «Ва-Банком». Изменились условия существования. Появись так называемые клубы: рок-кафе «Отрадное» («Отрыжка»), «Загубленное детство»… Но это были не совсем клубы в современном понимании. Например, в «Отрыжке» проводились концерты 3–4 раза в неделю, играло несколько групп, продавалась выпивка и закуска… И это было фактически единственное место на 12-миллионный город. Но и групп, правда, в то время было немного. Но это был первый рок-клуб, настоящий панк-клуб западного образца.

— А где ещё вы играли концерты в начале 1990-х?
— Д.Р.: В разных местах — где позовут, где новый клуб откроется. Даже в Центральном Доме работников искусства. Мы выступали там перед каким-то жирными дядями и тётями, которые сидели и аплодировали нам. Тогда ещё Ленин пел.
— Д.С.: «Отрыжка» дала пинок под зад, спровоцировала создание клубов. Сейчас подобных заведений много, и они подразделяются на множество категорий. Но до «Отрыжки» не было ничего. После её закрытия (март–апрель 1992), которое было связано с убийством Лёши, бас-гитариста «Монгол Шуудана» прямо в клубе, в стране стали появляться первые коммерческие структуры, некоторые из них выбрали своим бизнесом выпуск грампластинок. И в 1992–94 годах начали возникать первые фирмы грамзаписи, которые назывались кооперативами и частными предприятиями. Именно они разрушили монополию государственной компании «Мелодия» и стали выпускать группы, которые были скандально популярны — «Гражданскую Оборону», «Ва-БанкЪ».

— Как дальше развивалась история группы?
— Д.Р.: В 1993 году произошёл развал группы — Петухов ушёл в НАИВ (он хотел играть на басу), а Сида поймали в Питере с какими-то допингами и посадили в «Кресты». Когда он вернулся, мы вместе с ним и Пэпом решили воссоздать группу. Записали альбом Best Before… И после этого мы решили остаться в таком же составе: Пэп — на басу, а Сид пел.

— А почему Сид петь начал?
— Д.Р.: Мы долгое время искали вокалистов и не могли найти. Люди просто не врубались. И нам легче было басиста найти, а вокалистом кого-то из нас сделать, и я предложил Сиду петь. Сначала у него это плохо получалось… С большими усилиями Сид пропел Best Before…, так и пошло…

Тогда на гитаре у нас сыграл Вова Родионов, который потом ушёл и создал свою группу «Ульи». Потом Сид нашёл Максима Беляева, который играл последние полтора-два года. А Лёху Соловьева мы нашли по объявлению.

— Как ты понимаешь панк-рок?
— Д.С.: Панк-рок — квинтэссенция, сердцевина настоящего рок-н-ролла. Можно взять любую классическую пластинку рока конца 1950 – начала 60-х (Джерри Ли Льюис и др.) — это легко доступная, примитивная музыка. Она никогда не была остросоциальной, люди пели о том, что их волнует. Ramones и The Stooges писали о своём, о том, что произошло вчера, о проблемах, которые окружали их лично — на улицах много безработных и т.д. Никто не задумывался о том, что песни их не радиоформативны. И для нас тексты — не главное. Мы выражаем в них свою собственную жизнь. Нас не интересует государственное устройство, внешняя и внутренняя политика. Мы — не учители, не вожди, которые ведут за собой.

Например, Green Day, хоть развиваются по тем же законам, что и Майкл Джексон, продаются миллионными тиражами, этим они имеют большую возможность изменять мир, нести свою идею. Панк-культура — это наиболее честная и естественная область рок-музыки. В 1997 году панку исполняется 25 лет. Панк долго был в андеграунде, а с середины 1990-х произошел некий панк взрыв, с разруливанием таких групп, как Green Day, The Offspring. А суть в чём? Оставаясь самими собой, стать крутыми рок-звездами, не идя ни на какие компромиссы ради этого.

И в плане внешнего выражения панк не принес там что-то суперновое. Эпатаж был и раньше — те же The Who, даже Элвис Пресли… Все прикиды были механически перенесены в свое время Маклареном с Ричарда Хэлла на Sex Pistols. Каждый одевался, как хотел.

А политические моменты в панк-движении возникли, когда 16–17-летних юнцов поставили перед камерой — «говорите, что хотите». Конечно, им многое не нравилось в окружающей действительности…

— Как ты относишься к анархии?
— Д.С.: Анархия — это утопия. И если попытаться воплотить её в жизнь получится беспредел. Реально власть нужна. А то, что Джонни Роттен провозгласил: I Wanna Be Anarchy! — это как выступление против буржуазии, прогнившего строя, принцип «круши-ломай». Не надо здесь воспринимать всё однозначно. Панк очень неоднозначен.

Беседовала Ольга Аксютина