Поток хмурых снежинок валился с неба, с грохотом ударяясь о московский асфальт, пока я, топча штиблетами стрелку, поджидал лидера группы «Тараканы!» Сида с банкой свежего диклофоса* в кармане, на случай непредвиденных ситуаций. Наконец, вопреки проискам синоптиков, долгожданная встреча состоялась, и мне одному из первых довелось послушать свежеизготовленный мастеринг новой, пока ещё не обозванной никакими словами, пластинки. Под убаюкивающие звуки скоростного и заводного панк-рока, доказывающих, что «Тараканы!» записали одну из лучших (если не лучшую) свою работу, мы провели небольшое собеседование, краткое изложение которого предстоит вам вычитать ниже.

Русская рок-сцена рождалась в чудовищных пост-социалистических муках, и для каждого гражданина СССР эта агония была сугубо персональна. Благодаря таким условиям неудивительно, что история создания практически любой отечественной рок-группы конца восьмидесятых уникальна и сверхъестественна. Если вас заинтересует внезапно, каким образом на свет возникли «Четыре таракана», монолог Сида поможет вам выбраться из этого информационного тупика.

«Появление интереса к музыка совпало у меня со сломом «Железного занавеса», мой возраст на 1987 год составлял 12 лет, и естественно, что я сразу окунулся в мир металла, как и всё прогрессивное тинейджерство столицы. Любил Accept, Kiss, Made In Japan, Deep Purple. Однако был разборчив и терпеть не мог Bulldozer. Первые два железных альбома, которые я услышал: «Мания величия» Арии и Restless and Wild Accept. Всё это настолько овладело моим некрепшим сознанием, что я осознал: нет ничего на свете лучше, чем быть рок-н-ролльной звездой. Но как это было тогда недосягаемо! Недавно я вдруг увидел постер из журнальчика Cool, где на одной стороне были мы, а на другой — Джеймс Хэтфилд… так вот такое десять лет назад показалось бы мне фантастикой. Мы не ездили в турне вместе с Metallica, не джемовали в одной студии, но просто даже оказаться с ними на одном постере для нас казалось чем-то сюрреалистическим и недосягаемым».

«Естественно, что вскоре наступила вторая стадия развития моего организма — я начал собирать и менять пластинки. Дело было в «Горбушке» и ДК Строителей в Измайловском парке (где потом появился клуб «Не бей копытом»). Пластинки были даже важнее передач Севы Новгородцева, так как Севу глушили, а на пластинки с трудом, но можно было наскрести денег. У нас на «Посадке» есть песня «1975», она про период застоя. Те люди, которые сейчас покупают «Тараканов!» ничего об этом не знают. В песне есть строки им непонятные: «Голос на КВ — это русская Служба Би-Би-Си, сквозь вой глушилок КГБ музыку эту сюда доносил». Для молодёжи это — китайская грамота. Времена были такие — пластинка панк-группы так же возбуждала, как вкладыш в баббл-гам. Ведь всё это было запретным и недоступным. Тогда всё, что пёрло из-за кордона уже вызывало изначальный интерес. Сейчас не слушают то, что не показывают на MTV. Это современный элемент, искажающий восприятие. Но хард-энд-хэви я слушал до 1991 года. Учился я тогда бас-гитаре и вдруг повстречал людей из группы «Кутузовский проспект». Они дали мне послушать Never Mind the Bollocks Here’s the Sex Pistols. Пластинка звучала невероятно свежо и актуально — и это через 14 лет после записи! Мне стало ясно, что это моя любимая музыка».

Тут у меня к Сиду родился естественный и классический панк-вопрос: и что же представляет собой твоя любимая музыка? Что для тебя панк — музыка или идеология?

«Панк-рок для меня — тяжело нагруженный железнодорожный состав на бешеной скорости, который невозможно остановить. Именно так я воспринимаю эту музыку. DIY, инди, непродажность, американская и английские сцены — это всё выдумки, шелуха. Главным элементом панка является дух, он влияет на мировоззрение, музыку и все остальное. Панк-рок — это в первую очередь музыка, а не идеология. Если ты её чувствуешь верно, она настраивает тебя на нудный сорт идеологии. Когда я стал играть в «Кутузовском проспекте», я это понял. Принципиально важна энергетика, атака. Ты не можешь не рубиться на сцене. Панк-группа с заторможенными аморфными парнями не будет иметь успеха, ибо она никому не нужна. И не каждый музыкант на это способен. Многие умеют классно играть, но не в состоянии по-настоящему рубиться, им ведь нельзя сказать: «Рубись! Ведь мы же панки!» Таким дорога в панк-рок противопоказана, хотя в другом жанре они могут и добиться внушительных успехов».

— Но в каких условиях созревали «Четыре Таракана», появившиеся в мае 1991 года?
— Тогдашняя панк-сцена состояла лишь из двух групп — НАИВ и «Ва-Банкъ», последние играли максимально Ramones-образный панк-рок, при учёте, что Скляр — прямая противоположность Джоуи Рамоуна. Они были жёстки, прямолинейны, у них были реально примоченные гитары. Именно эти две группы позволили молодым влиться в своё движение. У кислотных эстетов мы не покатили, у нас было слишком мало изысков, для московской продвинутой тусни мы были негодны. Мы подозреваем, что у всех этих людей были дома винилы Ramones, но для них кумирами являлись „Звуки Му“».

Пройдя через годы, «Четыре таракана» укоротили свое название на 50 процентов, я нынче зовутся лаконично: «Тараканы!». Помимо Сида, в составе числится гитарист Саша Голант. Пришёл он в группу, слушая The Stooges, New York Dolls, но Сид сделал из него специалиста по панк-року, дав послушать диск The Hanson Brothers Gross Misconduct. И сейчас, как считают коллеги, он лучший гитарист-панк-рокер в радиусе сотен миль.

Следом идёт бас-гитарист Алексей Соловьёв. Ну он уже отпетый скейтбордист и панк-профессор, слушающий MxPx, Blink 182, Goldfinger, No Fun At All и уйму ска.

За барабанами восседает Прокофьев Сергей, у него наименьший стаж работы в «Тараканах!», до них он сотрудничал с московской регги-группой «Амударья», пытавшейся родить русских UB-40.

«Я как раз ходил по клубам, пытаясь присмотреть себе ударника, как увидел его в составе «Амударьи». И я понял, что именно он-то мне и нужен. Ведь сейчас так тяжело найти хорошего барабанщика, почему-то большинство всех музыкантов — гитаристы, и из них 80 процентов беспонтовых. Затем много бас-гитаристов и клавишников. У нас вообще со сценой как-то не всё в порядке, вообще ситуация в русской музыке искажённая. Для того, чтобы слыть трэш-группой, надо играть грайндкор. Для того, чтобы слыть тяжёлой ритм-энд-блюзовой группой, надо быть кем-то типа «Арии». Здесь всё надо умножать на два. Так что для России мы — одна из немногих РОК-групп. И Серёга — один из пяти настоящих барабанщиков. Причём остальных четырёх я не знаю. Я ему дал послушать Ramones и спросил: «Сможешь ли ты так играть хай-хэт?». Он попробовал — и у него прекрасно получилось!»

— Ну а сам-то ты чего сейчас слушаешь?
— На данный момент я регулярно кручу «гроб» Misfits (бокс-сет Misfits в форме гроба — прим. авт.), Me First and the Gimme Gimmes, Marky Ramone and the Intruders, пока ещё неизданный последний альбом НАИВ. Для меня странно всё то, что Лёха находит во всех этих Эпитафовских группах.

— Раз уж мы говорим о сцене, хотелось бы из твоих уст услышать, какие сейчас взаимоотношения между московскими и питерскими панк-группами? Существует ли чёткое противостояние?
— Питерская сцена более отравлена ядом русского рока, чем московская, ведь именно там возникли и были популярны такие «супер-панки» конца 80-х как АВИА, «Объект насмешек», «Алиса» и т.д. Отголоски этого прослеживаются до сих пор в произведениях новых питерских панк-звёзд «Король и Шут», «Кукрыниксы» и. т. д. Нестильность и музыкальное лоховство у них (да и во всей стране с их подачи) считается самобытностью и очень ценится. В это время Москва просто делает музыку, стараясь как можно точнее находиться в контексте интернациональной сцены, что в нашей любимой стране называется подражательством, позёрством, и опопсацией. Однако в последнее время обе сцены стали сближаться, и сейчас многие группы могут с одинаковым успехом получать признание в обоих городах, просто они расчитаны на узкий круг ценителей: Spitfire (С-Пб), Distemper (Москва), «1.5 кг отличного пюре» (С-Пб), «Смех» (Москва). В любом случае приходится констатировать, что все негативные явления на ранней пост-советской сцене, поданые в своё время как «традиции панков, их законы» имеют корни в С-Пб.

— А есть ли военное положение внутри московской панк-тусовки, как это было в Лондоне 1976-1977 годов, когда Sex Pistols ненавидили The Damned, The Damned ненавидили Sex Pistols, а все вместе они ненавидели The Clash?
— Противостояние наблюдается в намного более лёгкой степени между, условно говоря, «андеграунд тусовкой» («Пурген», «АЗЪ», группы КТР) и, условно говоря, поп-туснёй (мы, НАИВ и т.д.). Но так как публика почти не пересекается, боевые действия ведутся в основном на форматных сайтах.

Немалую всероссийскую славу «Тараканы!», сами того не хотя, заработали себе тем, что их музыка тысячу раз в день звучит в рекламе «Сникерса». Интересно, а ест ли эти шоколадки сам Сид?

«„Сникерсы“ ем, а что такого? Качественный вкусный продукт, также, как к примеру «Макдоналдс» (очень люблю!) или «Кока-кола». А всем противникам нашего шага, объясняющим своё неприятие надуманными словами о заподлянственности поддержки транснациональных компаний, могу сказать что поддерживают их те кто всё это жрёт и пьёт, то есть все мы. Если найдется хоть один, кто документально подтвердит, что в жизни не съел ни одного «Сникерса» и не выпил ни капли колы, что ж, я побрею башку».

— И финальный, концептуальный вопрос от PAINKILLER: большинство панк-групп со временем имеют тенденцию попсеть, металлизироваться или утормаживаться. Какая судьба ждёт «тараканов» в возрасте 50-60 лет?
— Судьба такая у многих. Но про свою не могу ничего сказать. Сейчас мы более направлены на скорость и мелодику, хотя жёсткий звук очень привлекает. Однако желание экспериментировать, привлекая в аранжировки элементы других стилей тоже присутствует. Однако одно могу сказать твёрдо: я буду очень зорко следить за проникновением русского рока и все подобные поползновения душить в зародыше. Да и парни тоже настроены очень сурово.

* Интересно, почему «Тараканы!» по образу Ramones до сих пор не накатали песенку I Wanna Sniff Some Dicklophos или Dicklophos Not Glue? (прим. ред)

Беседовал Олег Бочаров