Дмитрий «Сид» Спирин готов разменять четвёртый десяток в статусе ключевого участника группы «Тараканы!», однако отменный тонус и чувство юмора не позволяют ему утонуть в океане ностальгии по временам, когда парни с гитарами рулили. Во вселенной Сида парни с гитарами по-прежнему сильны и харизматичны, и у них нет ни единого повода унывать по поводу музыкальной моды.

Тридцатилетие панк-банды «Тараканы!» могло превратиться в большую мультимедийную акцию, и, в общем, таким и стало с поправкой на то, что большой тур пришлось практически отменить или перенести. Но по части музыки всё срослось как нельзя лучше. Двойной альбом «15» с релизами в декабре и мае, сборник из тридцати хитов и раритетов, обнародованный на днях, плюс полноценный сингл «Три ампулы морфина» в виде трека и клипа.

Слабонервным и всем, кто близко воспринимает сентиментальную сторону отношений детей и родителей, лучше запастись носовыми платками. «Три ампулы морфина» песня про то, что может остаться после ухода из жизни тяжелобольного человека и про то, как детям умершего справиться с этой драмой. Чёрно-белый мультфильм как визуализация трека действует почище слезоточивого газа, и подобные приемы для «Тараканов!» не то чтобы привычная территория. Но что сделано, то сделано, и это отличный повод обсудить с Сидом видео, аудио, панк-рок-политику и Стаса Михайлова.

— «Три ампулы морфина» — песня нетипичная для твоей группы в первую очередь потому, что она довольно сентиментальная. И, насколько я понимаю, ты рассказал в ней в том числе и свою историю?
— Я действительное длительное время переживал всё, что может переживать сын онкобольного человека. Моя мама была прикована к постели, её перевели на паллиативную помощь, и она находилась дома. Я поддерживал маму, насколько мог, и был сильно вовлечён во все эти не очень весёлые процессы. Когда мама скончалась, то у меня как у человека сентиментального, впечатлительного, а ещё и сочинителя песен, сразу встал перед глазами этот образ трёх ампул морфина. Лекарства, которое осталось от больного человека. Я пару лет проходил с этим, и вот прошлым летом песня сочинилась.

— Видеоряд в клипе на эту песню тоже не самый ожидаемый от ролика твоей группы…
— Мне очень хотелось передать идею того, что в детстве мы бываем зависимы от опеки родителей, особенно когда слабенькие или болеем. Но в какой-то момент жизни мы с родителями меняемся местами, и уже детям приходится им помогать. Было не совсем понятно, как это можно снять. Конечно, бюджетами можно побороть любую творческую идею, но мы пока такими не располагаем. Поэтому решили — пусть это будет анимация. Наверное, ты помнишь, что в похожей стилистике был в своё время нарисован клип Take On Me группы A-Ha. Мы не пытались это дело скопировать или переплюнуть, но сам стиль очень подходил именно для нашей песни.

— Песня и клип останутся необычным синглом или вы будете играть «Три ампулы морфина» на концертах?
— Так получилось, что песни с альбома «15», первая часть которого вышла в декабре прошлого года, а вторая в мае этого, мы ещё живьём не играли. У нас никогда такого не было. Но из-за всех ограничений наши довольно амбициозные концертные планы пришлось сильно пересмотреть. Один концерт, правда, состоялся. В конце августа мы играли в Киеве, но это было единственное выступление из нашего тура в честь тридцатилетия группы. Я пока не понимаю, станут ли «ампулы» частью нашего сет-листа. У меня ещё не было опыта ежевечернего исполнения настолько эмоциональных произведений собственного сочинения. Я вообще ничего похожего не сочинял. Знаю, что есть немало артистов, которые глубоко копают и основываются на собственном эмоциональном опыте, но вот как они потом это представляют в гастрольной рутине и сохраняют трезвость рассудка, мне до сих пор непонятно.

— Если бы несколько лет назад ты сказал, что твоя группа играла в Киеве, то вряд ли на это обратили бы внимание. Но сейчас обращают. Как там у вас все прошло?
— Сейчас выступления в Киеве и правда воспринимаются очень пристально и украинской стороной, и, естественно, есть силы в России, пытающиеся на эту тему подвякивать и критиковать. Мы на это внимания не обращаем. Просто проходим усиленный паспортный контроль, едем на площадки в города и играем. Мы любимы в Украине, люди с большим удовольствием ходят на наши концерты. Ковидная ситуация там примерно такая же, как в России, и концертный энтузиазм публики изрядно подрезан. В общем, народу на юбилейном концерте могло быть побольше, но кто пришел, тот и пришел.

— Тридцать лет — это немало для любой группы, а уж для панк-коллектива тем более. «Тараканы!» с годами менялись по звуку, но всё это происходило в не самом широком фарватере панк-рока. Ты, наверное, единственный постоянный участник группы и, по идее, должен нет-нет, да и пожаловаться на довольно жёсткие правила панк-игры. Или нет?
— Рамки действительно есть, время от времени мы за них выходим, и за это давно критикуемы наиболее радикальным крылом и собственной аудитории, и вообще панк-рок-тусовки. Даже на обычных альбомах у нас проскальзывает и регги, и диско-панк в стиле Franz Ferdinand, и баллады мы делаем. И ещё мы уже давно играем акустические концерты. Причём не такие, как принято в русском роке: сидишь с гитаркой и поёшь свои песни в бардовском переложении. У нас скорее кабаре-ревю. Две прекрасные бэк-вокалистки в чудесных вечерних платьях с декольте. Духовая секция, расширенный состав, с помощью которого мы перекладываем наши песни в босанову, регги, сёрф, в общем, в музыку, которую мы тоже очень любим. Правда, всё это слышно очень ограниченному кругу людей. Такие концерты мы называем «Солидный панк-рок для солидных господ». Я долго ходил с идеей этого парафраза цитаты Пелевина из «Generation П», там было «Солидный Господь для солидных господ», долго не понимал, что с ним можно сделать, но когда появилась идея такого концерта, все приладилось.

— Ты начинал играть на бас-гитаре еще школьником во Дворце пионеров. Есть стереотип, по которому панк-рок — это не то, что требует большой музыкальной подготовки. Но было бы странно, если бы за эти тридцать лет ты никогда не прокачивал свои музыкальные навыки…
— Первые пять лет я играл в группе на бас-гитаре, а потом в результате разных драматических перестановок в составе мне пришлось взвалить на себя функцию фронтмена. В свои двадцать лет я к этому совершенно не был готов, но группа большинством голосов решила не искать вокалиста на стороне, а назначить меня на эту должность. У меня не было и, наверное, до сих пор нет особого природного дара к пению. Хотя многие из тех, кто это читает, наверное, скажут: «Чего там петь в панк-роке? Это же музыка, в которой по-собачьи лают, и уже нормально». Но это, конечно же, не так. И в истории немало крутых вокалистов, которые продолжают петь в панк-группах. Так что со временем мне пришлось брать уроки вокала, ходить к преподавательницам. Я втянулся в эту историю, и со временем выяснилось, что, когда ты начинаешь распеваться, менять диапазон и так далее, всё это помогает тебе мелодически расширяться. И как автор мелодий я сильно развился именно в результате вокальных уроков. Раньше я сочинял мелодии, но в основном считалось, что моя зона покрытия — тексты. Со временем это изменилось, и я считаю, что, занимаясь пением, мне удалось узнать кое-что о музыке. Вообще, «Тараканы!» стали чем-то вроде плавильного котла, который довольно много дал и рок-, и поп-музыке. Наши бывшие музыканты появились везде: от «Маши и медведей» до группы Стаса Михайлова. А последнее вроде как не хухры-мухры.

— Нужно признать, что «Тараканы!» изрядно наследили ещё и как социально активная группа. Всё это время вы старались говорить правду и в песнях, и в интервью. И судя по тому, что сейчас происходит в стране, не очень-то ваши слова людей впечатлили. Наверное, руки опускаются?
— Есть немного. Хотя в моём случае руки опускаются не оттого, что мы не видим серьёзных сдвигов и прогресса. Всё-таки усилиями одной скромной панк-группы подобные горы не сворачиваются. Больше расстраивает то, что на этом пути мы не приобрели среди нашей публики однозначных последователей. У нас есть внутренний раскол, и это мне сильно досаждает. Аудитория повзрослела вслед за нами, сейчас перед сценой мужики под сорок, но они не слишком пропитаны энтузиазмом по поводу поддержки либеральных идей и защиты демократических свобод. Не могу сказать, что речь о большинстве нашей аудитории, но о значительной её части. Удивительным образом этих людей раздражает политический активизм, социальная направленность песен, им не нравится наша поддержка оппозиционных демократических сил и вообще демонстрация того, что мы разделяем такие идеи. У подобного неприятия очень широкий диапазон: от «хотят хайповать на популярной общественной теме» до «не надо, ребята, лодку раскачивать, а то придём вломим». И это поклонники в комментариях под клипами пишут своим кумирам. И если говорить об опускании рук, то у меня это происходит именно по таким причинам.

— Есть пара способов выйти из пессимизма. Жить под девизом «Делай что должен, и будь что будет». Или почаще заглядывать в свой медитативный шатёр…
— Я, кстати, не думаю, что эти способы друг другу противоречат. Наоборот. Попытки заходить в свой медитативный шатёр с целью найти баланс с самим собой и дают человеку эффективно продвигать в жизни идею «Делай что должен, и будь что будет». Негативный поток в последнее время сильно сгустился, и противостоять ему можно только находя силы в самом себе.

— Панк-рок стал могучей силой ещё в прошлом веке, но это движение по-прежнему в тонусе. Проходят и маленькие DIY-фестивали, большие панк-группы тоже, надеюсь, скоро не будут сидеть без дела. На твой взгляд, чем сейчас привлекает людей панк-рок?
— Предположу, что энергией. Если банда энергичная, если у парней внутри что-то клокочет и рвётся наружу, это очень заметно по тому, как они рубят на сцене. Это привлекательно и всегда завораживает. На панк-концерте редко можно увлечься текстовым посланием, потому что грязный звук, быстрый темп, а гитары и барабаны играют слишком громко, чтобы понять, о чем люди кричат. Но дух единения, который возникает на хорошем панк-концерте, трудно подделать. Поэтому я сам с большим удовольствием хожу на такие мероприятия.

Беседовал Илья Легостаев