В марте 2016-го московская панк-группа «Тараканы!» отмечает 25-летие коллектива четырёхдневной серией концертов в одном из самых крупных московских клубов YOTASPACE — обещают исполнить чуть ли не все написанные за четверть века песни и ещё выступления групп-последователей. По этому поводу Денис Бояринов обсудил с лидером «Тараканов!» Дмитрием Спириным, как он начал играть панк, как защищал Белый дом в августе 1991-го, как подписал кабальный контракт и другие любопытные эпизоды из истории ветеранов московского панк-рока.

— Твой путь на сцену начался ещё до «Кутузовского проспекта», переименовавшегося в «Тараканы!». В 1990-м ты устроился грузчиком в группу «Клеопатра» и заработал денег на бас-гитару. Как проходили концерты «Клеопатры»?
— Мы поехали выступать в Оршу. «Клеопатра» относилась к продюсерскому центру Андрея Литягина, студия «Мираж». Заранее высланные эмиссары центра, которые не походили на импресарио советской школы, окучивали в этом районе все окрестные города и сёла. Ансамбль и техническая группа заселялись в лучшую гостиницу Орши и каждый день выезжали на «Икарусе» в очередную деревню. Со всем оборудованием. Всё, что «Клеопатре» нужно было для выступления, — это какой-нибудь ДК с подобием сцены и зала. Когда автобус доезжал до места, все здешние ребята и девчонки уже тусовались у клуба, хотя концерт должен был начаться только через несколько часов. Оборудование мигом извлекалось из автобуса и подключалось — в этом и состоял саундчек. Группа выступала под полный плюс, хотя микрофон и был включен, чтобы певица Светлана Владимирская могла в него покрикивать что-то ободряющее. При этом все чуваки из «Клеопатры» были музыкантами андеграундных московских хеви-метал-групп; они колоритно выглядели — с хайром, в лосинах и сапогах. В выходные давали три концерта — утром, днём и вечером в одном зале. Потом возвращались обратно — расходились по номерам, а через 15 минут вся тусовка собиралась в единственном люксе гостиницы Орши, у певицы Светланы Владимирской, где происходила веселая туса. За выходной я мог заработать 45 рублей, в то время как моя мама получала 210 рублей в месяц, что было немало в 1990-м.

— Ты писал в своей книге «Тупой панк-рок для интеллектуалов», что помимо хорошей гитары тебя взяли в группу за эффектный внешний вид.
— (Смеётся) Это был уже 1991-й. Бас-гитара у меня была нормальная — чешская «Иоланта Бас Диско». Она была классная — блестящая и чёрная. Что касается внешнего вида — я был высоким чуваком, и у меня был очень пышный рыжий хайр, торчащий в разные стороны. Носил вещи, которые 16-летний подросток мог себе позволить, чтобы выделиться из толпы: джинсы поуже, самодельная варенка — я её варил в кастрюле, а не покупал на Рижском рынке. Парням из «Кутузовского проспекта» понравилось, что я играл на гитаре и тряс башкой, а хайр у меня фактурно развевался. Хайр отпускался для хеви-метала — мы тогда все мечтали его играть.

— Ты ещё тогда не слушал панк?
— Нет. Мы ходили много раз на фильм «Авария — дочь мента», там показывали «Чудо-юдо». Я слышал один раз Sex Pistols. И все слышали, что есть «ГрОб» — «Гражданская оборона», но музыку их тогда я себе не представлял. Когда я познакомился с парнями из «Кутузовского проспекта», они дали мне послушать только что выпущенный дебютник «Наива» и Sex Pistols. Мне и то, и другое очень понравилось. Я подумал: «Класс, чем сбивать себе пальцы, заниматься триольными рисунками, снимать партии и никогда не дорасти до уровня Стива Харриса из Iron Maiden, а может быть, даже до Владимира Холстинина из „Арии“ — кумиров моего детства; я могу играть тонический бас, и это уже создает классный саунд». Пластинка Sex Pistols звучала круто — там были и саунд, и энергетика. Я подумал, что хочу играть в такой группе.

— Когда вы попали на Фестиваль надежд, проводившийся Московской рок-лабораторией, «Кутузовскому проспекту» чуть ли не насильно присвоили название «Четыре таракана». Название вам не нравилось — почему вы так и не переименовались?
— Ольга Опрятная и её друзья по рок-лаборатории на наше возмущение отреагировали так: мало того что вы ещё десять раз переименуетесь, так вас ещё через пару месяцев всех в армию заберут, а когда вы вернетесь, то о группе и не вспомните. Тут она ошиблась: никто из нас в армию не пошёл (кроме одного парня), и группа продолжилась. Фестиваль надежд рок-лаборатории в те времена был очень важным мероприятием в культурной жизни столицы. Два дня подряд Большой зал ДК Горбунова был забит. Весь андеграунд Москвы собрался — от замшелых панков с Герцена до «Ночных волков». Все съезжались посмотреть на новые рок-группы.

Мы посчитали, что это классный старт: нас увидело и узнало под названием «Четыре таракана» много правильных людей. Поэтому позже мы просто откинули числительное. Сейчас мне уже кажется, что «Тараканы!» — нормальное рок-н-ролльное название. Бывает и хуже: например, «Крематорий».

— У тебя есть любимые группы из Московской рок-лаборатории, которые, возможно, не дожили до сегодняшнего дня?
— У меня есть побочный проект «Ракеты из России». Основной нашей деятельностью является исполнение кавер-версий хитов рока и панк-рока по вечеринкам. Два года назад мы замутили серию интернет-релизов, выходивших под названием «Отцы и Deadы», — это был трибьют лабораторским рок-группам, которые почему-то не пользуются такой известностью, как ленинградские и екатеринбургские. Мы сделали каверы на песни «Э.С.Т.», «Черного обелиска», «Наива», «Ва-Банка», «Мистера Твистера», «Альянса», «Звуков Му» — можно считать, что это мои любимые группы из окололабораторской тусни.

— Группа «Четыре таракана» принимала участие в исторических событиях 19–21 августа 1991 года — тусовалась на баррикадах. Что ты помнишь об этих днях?
— Все четверо музыкантов тогда жили на Кутузовском — в двух соседних дворах. Прямо в той точке, где Кутузовский разделяется на проспект и Большую Дорогомиловскую улицу. У нас была какая-то домашняя туса — вечером 18 августа бухали, а на следующий день нам бы и в голову не пришло включить радио. Вышли на улицу — до ларька метнуться. Видим — очень встревоженные граждане на улице. Особенно пенсионерки, которые тогда были политически активным классом. Они нам и говорят: «Вы тусуетесь, а такие ребята, как вы, защищают демократию!» — «А что случилось?» «А вы не знаете? — говорят пенсионерки. — В стране путч. Горбачёв под арестом. Власть захватили реваншисты. Надо защищать». Мы и ломанулись. Прошли две троллейбусные остановки пешком, перешли мост и оказались на площади перед зданием СЭВа, которую после тех событий назвали площадью Свободной России, где была так называемая анархистская баррикада. Там возле груд мусора, наваленных как фортификационные укрепления, кучковался очень разный люд. Это была весёлая тусовка с налётом тревожности. Приезжали представители общественных организаций — иногда очень стремные с виду, попросту быки, но и они по каким-то своим причинам не хотели возврата власти. Подвозили еду — консервы с супами из гуманитарной европейской помощи. Было много водки. Какие-то десантники бухали спирт «Рояль». Никто не понимал, что будет дальше. Это был единственный момент в истории современной России, когда просто большое скопление народа в одной точке изменило ход событий. Путчисты, судя по всему, просто выпали на измену. И тогда случился праздник. «Эхо Москвы» объявило победу: ГКЧП самораспустился, Горбачёв выпущен и летит в Москву, и вообще все — кайф. Тогда немедленно на лестнице перед Белым домом был организован рок-концерт, на который мы очень хотели вписаться поиграть. Но организаторы на тот момент еще не знали нашей группы.

События 1991 года вспоминаются как веселый хэппенинг, потому что октябрьский путч 93-го — на том же месте — выглядел более зловеще. Мы своими глазами видели снайперов, которые засели на крышах домов, они стреляли по людям, были раненые и убитые. Мы видели танки, работающие по Белому дому, — это всё было не понарошку. Можно было умереть.

— В 1996 году в тур «Голосуй или проиграешь» вас не звали?
— Нет, мы тогда ещё были маленькими. Но если бы он проходил на год позже — мы бы там точно играли, потому что наш лейбл FeeLee Records имел к нему какое-то отношение. Если мне не изменяет память, в нём участвовали наши коллеги по лейблу «Ва-Банкъ» и «Чайф».

— В 1990-х FeeLee Records вел себя как серьёзный западный лейбл, что всё ещё редкость в России. У вас какой был контракт с ними?
— Самый кабальный, какой только можно выдумать. Игорь Тонких и его компания к 1997 году стали заметными игроками — у них появились лицензионные контракты с сильными западными инди-лейблами, и они стали подписывать группы, которые, как им казалось, выпрыгнут из андеграунда в мейнстрим. Мы были одними из первых, и мы были ещё очень неотёсанными. Поэтому мы подписали переведённый мейджоровский контракт, который подразумевал 7 альбомов на 10 лет. Когда я его прочитал, я ринулся с двумя демо-песнями по другим лейблам — их было два с половиной: Moroz Records и SNC. Там мне сказали: «Спасибо, мы вам перезвоним». Пришлось подписать контракт с FeeLee, но на этом кабальность и закончилась. Игорь был очень внимателен к артистам, и мы от FeeLee получили то, что хотели, — бюджет на серьёзные студии: они нам стали снимать видеоклипы, стали заниматься паблисити альбома «Украл? Выпил?! В тюрьму!!!» Вдруг на модном радио Maximum зазвучала наша песня «Дурная башка» — чуть ли не единственная с дисторшном. И в довершение всего наш трек в 1998 году попал в сборник журнала «ОМ», который тогда читали все модники и те, кто хотел быть модным. Тогда для нас это было просто фантастикой.

— Сейчас вы всё делаете сами. Без лейбла. Сколько человек в компании «Тараканы!»?
— В группе нас пятеро. На гастролях с нами ещё четверо: тур-менеджер, который выполняет ещё и функции световика, звукорежиссёр и два техника. 10-й — это пресс-атташе. 11-й — это чувак, который прикрывает все соцсети и интернеты. В административной группе — двое, сформировавшийся тандем. По-моему, больше никого нет.

— Кто финансовый директор?
— (Смеется) Есть человек, который следит, чтобы бухгалтерия была в порядке. Но я контролирую всё. Я недавно узнал из книги про Эксла Роуза, что Мик Джаггер тоже контролирует всё в Rolling Stones. Ну или так было в 1987-м, когда Guns N’ Roses выступали вместе с ними. Я не могу себе позволить жить так, как группы Lumen или Louna, во всём доверяясь менеджеру. Я хочу держать руку на пульсе.

— В этом году группе «Тараканы!» исполнится 25 лет. Что вы готовите к празднику?
— Готовим новые песни. Последняя песня для дилогии MAXIMUMHAPPY была сочинена где-то в сентябре 2012-го. Около трёх лет мы не делали новых песен. В феврале 2015-го мы сочинили «Что я могу изменить?» — и это был хороший почин. На данный момент у нас есть ещё 15 новых песен. Мы хотим записать 10–12 лучших из них на новый альбом, который мы выпустим, скорее всего, к осени 2016-го. В конце прошлого года вышел сборник лучших песен «Лучшие из лучших». А в начале этого выйдет необычная концертная запись, которую мы иронично назвали «Солидный панк-рок для солидных господ», — это акустический концерт в расширенном составе. С бэк-вокалистками, перкуссионистом, банджо и контрабасом. В аранжировках — от лаунжа до регги и даба.

— А на «Нашествии-2016» будете выступать — после скандала на прошлом фестивале, связанного с исполнением песни «Солнечный круг»?
— Нам пришлось встретиться с организаторами фестиваля, чтобы прояснить позиции по некоторым вопросам. Выяснилось, что базовые взгляды на жизнь у нас совпадают: мы все за мир во всём мире, против войн, против слёз матерей. Мы все за свободу слова и за свободу выражения. Мы внятно дали понять, что и в следующем году позиция по военной технике, присутствующей на «Нашествии», у нас будет та же — мы ей не рады. А они нам сказали: вам никто рот не затыкает. У меня возникло ощущение, что организаторам «Нашествия» очень хотелось, чтобы их зритель увидел нас в этом году. Но я пока ещё не знаю, как сложится наш тур, посвященный 25-летию группы. Кто его знает, что будет в июле?

Беседовал Денис Бояринов